На прошлой неделе «Ак Барс» неожиданно расстался с защитником Шоном Хешкой, обменяв канадца в «Адмирал». Освободившееся место легионера оказалось занято уже через пару часов — клуб подписал контракт с 34-летним защитником Шелдоном Брукбэнком, перешедшим в казанский клуб на правах свободного агента. В интервью корреспонденту «БИЗНЕС Online» новичок «Ак Барса» рассказал о своём пути от юниорской лиги Саскачевана до победы в Кубке Стэнли, объяснил свои частые драки на льду, а также признался, что в детстве часто ел борщ.
«В ЛЮБОМ КАНАДСКОМ ГОРОДИШКЕ ЕСТЬ ПОЧТА, БАР И КАТОК»
— Наверное, у вас нет смысла спрашивать, как вы попали в хоккей. Саскачеван, старший брат-хоккеист.
— Это Канада. Зимой холодно, дома делать нечего, выходишь на улицу и бегаешь по льду. Сначала во дворе, потом уже на катке.
— Удивляет то, что в городе с населением в 1000 человек есть арена.
— Ну, это не столько арена, сколько крытый каток. Но так везде в Канаде — в любом городе обязательно есть три вещи: бар, почтовое отделение и каток. Хоккей для нас — большая часть жизни, арены должны быть везде.
— Вы всегда хотели стать именно хоккеистом?
— Не сказал бы. Я всегда хотел играть в хоккей, но не знал, хорош ли я, насколько могу улучшить свои качества. Я не был звездой в своей молодёжной команде, был просто хорошим игроком, но тогда у меня был тренер, который был очень уверен во мне, говорил, что у меня многое получится. Тогда я начал думать, что, возможно, смогу стать профессионалом и вырасти в игрока высокого уровня. Окончательно я это осознал после своей первой игры в НХЛ в 2006 году. Я не знал наверняка, как сложится моя карьера, просто хотел играть в хоккей, вот и всё.
— Вы проделали длинный пусть из родного города к Кубку Стэнли. За счёт чего удалось достичь такого результата?
— Я должен был постоянно бороться, всё время, это было нелегко. Многие думали, что у меня не получится, даже открыто говорили мне это в лицо. Но я упёрся, правильно использовал моменты, и у меня был старший брат, который, можно сказать, показал мне дорогу на высший уровень. Он тоже прошёл весь этот путь из Саскачевана, показал, что всё возможно. Мы оба не были задрафтованы, но он больше меня поиграл в низших лигах: лига Западного побережья, Центральная лига, была ещё Международная лига, которую в 2001-м расформировали. Но потом он тоже попал в НХЛ, отыграл там лет пять, снова вернулся в АХЛ.
— Как так получилось, что вы начинали карьеру в разных молодёжных командах?
— В Канаде если ты из города, в котором базируется команда, то права на тебя автоматически принадлежат местному клубу. А мы жили в получасе езды от моей команды и в двух часах от команды брата. Так вот ближайшие клубы составляют список из 15 молодых игроков, которых они хотят видеть в своём составе. Наверное, здесь хоккеист сразу находится в общей программе подготовки, под одним клубом, там по-другому. Это делается для того, чтобы можно было собрать полный состав для команды — города маленькие, тысяч по пять населения, детей мало, поэтому смотрят на окрестности.
— А вы ведь тоже играли в лиге Восточного побережья. Что она из себя представляет?
— Это второй дивизион после АХЛ. Для меня это был шаг вперёд — я пришёл из своей юниорской лиги, начал играть со взрослыми парнями. Там бывают талантливые игроки, некоторые могут забросить под 40 шайб за сезон, но они не так хороши, как люди в АХЛ.
— У вас ведь ещё и кузен — довольно известный хоккеист.
— Джофф Сандерсон, да. Это двоюродный или троюродный брат со стороны мамы, я его почти не знаю лично, хотя мы и встречались лично. Он был хорошим игроком в НХЛ. Мы никогда не пересекались на льду, я видел его только с трибун, когда «Хатфорд», за который он играл, приехал в Саскатун на матч с «Виннипегом».
— Лигу Саскачевана вы покинули в 22 года — перешли в команду ESHL «Миссисипи», а потом — в команду АХЛ «Гранд Рэпидз Гриффитс». Тяжело было кататься по всей стране?
— Да. В АХЛ 82 матча, тяжелые переезды, автобусы, перелёты. Там бывало так, что мы за три дня проводили три выездных матча в разных городах. И играть там трудно — куча игроков, которые постоянно хотят в тебя разбежаться, так что топтаться на месте вообще нельзя. Сложно, но эта лига хорошо готовит к НХЛ. Если получится там, то шанс попасть в основную команду обязательно появится.
«ВЗЯЛИ БРЕНДАНА ШЭНАХЭНА И МЕСТА В КОМАНДЕ НЕ ОСТАЛОСЬ»
— В АХЛ вы играли в четырёх разных клубах, но самым удачным стал «Миллуоки Адмиралз» — 53 очка, капитанская нашивка.
— Да, хорошее время, но всё началось двумя годами ранее. Когда я ещё играл за «Цинцинатти Майти Дакс», мы два года подряд попадали на «Миллуоки» в плей-офф, оба раза играли семь матчей. В первый год они выиграли, а во второй мы так упёрлись, так сражались, что смогли выйти в следующий раунд, хотя и не должны были — мы по всем показателям слабее «Адмиралз», никто не ожидал. После того второго года «Анахайм» не стал продлевать со мной контракт, а «Нэшвилл» наоборот очень заинтересовался. Наверное, меня запомнили по тому плей-офф. Так я оказался в «Милуоки». Уже на следующий же год мы попали в финал, но уступили очень хорошему «Херши». В «Адмиралз» мне очень доверял главный тренер, я это чувствовал и сам стал более уверенным. Через год тренер назначил меня капитаном, позволял мне играть так, как я играл ещё в юниорах — много атак, розыгрыш большинства. Раньше в АХЛ был только в защите, жёстко встречал в своей зоне.
- Не было страшно, когда вам дали нашивку капитана? В АХЛ это может означать постоянную прописку в фарм-клубе.
— Немножко, да (смеётся). Действительно, обычно нашивки дают постоянным игрокам АХЛ. Но я старался так не думать, для меня это была большая честь, я нёс большую ответственность перед командой и тренерами. Этот год очень помог мне, я выкладывался в каждом матче, потому что был капитаном, и понял, что так нужно играть всегда. Думаю, это одна из вещей, которая помогла мне пробиться в НХЛ — меня заметили и оценили.
— Почему другие тренеры не позволяли вам играть в атаке даже после успешного года в «Миллуоки»?
— В НХЛ и АХЛ есть очень много атакующих защитников, которые играют на очень хорошем уровне. Я всегда знал, что если попаду в НХЛ, то буду играть в обороне, в третьей паре. Не займу же я место Данкана Кита, Брента Сибрука или Никласа Линдстрёма в большинстве, они очень хороши. Поэтому понял, что если хочу остаться в НХЛ, нужно надёжнее играть в обороне, возить шайбу, а не бегать вперёд.
— «Нэшвилл» за тот период несколько раз вызвал вас в основную команду, но контракт предлагать не стал. Почему?
— Во-первых, у них не было места в основе, во-вторых, они не могли дать хороший контракт в АХЛ, такова их политика. Мы расстались в хороших отношениях, а я подписал контракт с «Нью-Джерси». Причём сначала я поехал в «Коламбус», потому что тренер «Милуоки» ушёл из клуба в один год со мной, и в Коламбус я поехал за ним, посетил тренировочный лагерь, но не получилось договориться.
— «Нью-Джерси» обменял вас по ходу сезона. Вам объяснили такое решение?
— Да, там тоже все остались в хороших отношениях. В команде было восемь защитников, а мы в тот год взяли Брендана Шэнахэна. Получилось, что в команде 23 игрока, кого-то нужно было убирать. Генеральный менеджер Лу Ламорелло объяснил ситуацию, сказал, что «Анахайм» очень хочет меня заполучить, им нужен был защитник, которого они уже знали. А мне было приятно вернуться в клуб, который подписал мой первый контракт в АХЛ и получать больше игровой практики.
«МОЙ БРАТ — БОЛЬШОЙ ПЛОХОЙ ЧУВАК»
Уэйд Брукбэнк
— Помните, когда вы начали драться? В АХЛ или ещё раньше?
— Знаете, мой брат — большой плохой чувак, я дерусь лет с двух-трёх. Конечно, это не самый приятный способ решения задач, но в Северной Америке благодаря дракам тебя могут заметить. В конечном итоге, это сработало.
— А на льду вы с братом не дрались?
— Нет, хотя играли друг против друга в АХЛ. Была пара стычек, потолкались просто плечами, но до драк не доходило. Уэйд — последний, с кем мне бы хотелось драться, в команде есть ещё 19 человек, хотя всякое случается. Но он больше меня, так что я даже не знаю, что было бы.
- У вас было много драк в НХЛ, даже с крутыми тафгаями вроде Дональда Брашира и Тревора Гиллиса. Какой бой запомнился больше всего?
— Наверное, когда мы дрались 2 на 2 вместе с Теему Селянне. Он ведь вообще не дерётся, а здесь матч против «Лос-Анджелеса» — принципиальное противостояние. Было здорово биться вместе с Селянне, у человека 600 голов в НХЛ, а он так завёлся! Это всё было очень весело, особенно реакция Теему.
— Во время драки вас довольно трудно сбить с ног, но при этом вы не наносите много ударов.
— Да, я работаю от обороны. Моя идея состоит в том, чтобы не дать ударить себя, а потом уже попытаться ударить соперника как можно сильнее. Бывают бойцы, которые просто лупят, но в НХЛ таких уже не осталось.
— Могли бы назвать себя тафгаем?
— Вряд ли. Я ведь не энфорсер, не бегаю по льду с целью найти себе жертву. Я работаю в среднем весе, если можно так сказать. Вот Брашир и все остальные — это тяжеловесы, они бойцы, а я стараюсь больше играть. Но, конечно, когда что-то случается, ничего не поделаешь.
— Вроде как полицейский на льду?
— Да, можно так сказать. Я заступаюсь за своих патнёров, если вдруг кто-то применил спорный силовой приём, что-то сделал с нашим вратарём. Нужно всегда заступаться за своих друзей и партнёров.
— Так было перед боем с Гиллисом — вы побежали за игроком, который припечатал к борту вашего нападающего.
— Да, там Гиллис сразу влетел, а я про себя сказал: «Чёёёрт!» (смеётся)
— Вы дрались в НХЛ для того, чтобы вас видели? Или это и есть ваш хоккей?
— И то, и другое. Я дрался и в юниорской лиге, потому что иногда просто ничего сделать с собой не можешь, всякое в матче случается. Драки были частью моей игры всю жизнь, но в АХЛ я понял, что мне нужно это использовать, чтобы чем-то выгодно отличаться от других кандидатов на место в главной команде. И я понял, что это моя работа — защищать команду, друзей.
— В КХЛ будете драться?
— Вряд ли. Здесь ведь это и не разрешается, насколько я понял?
— Как и везде. Но бойцы в лиге есть.
— Да, это я знаю. В «Анахайме» я играл с Евгением Артюхиным, он ведь вообще огромный, сильный очень. Помню Александра Свитова по АХЛ. Нет, я в курсе, что тут есть сильные парни, но специально драться не полезу. Отказать в этом никогда никому не смогу, и я буду самим собой, если на льду произойдёт что-то неприятное. Хотя во время матча можно и просто сказать что-то убедительное.
— Что с вами на льду происходит? В жизни по вам не скажешь, что вы можете полезть в драку.
— Никто не может так сказать (улыбается). Я всегда использовал это как преимущество — мало кто ожидает, что парень с таким детским лицом знает, как драться. Черта характера такая, на льду эмоции зашкаливают, иногда теряешь контроль над собой. Может быть, старший брат этому поспособствовал — дал почувствовать этот огонь внутри меня. Знаю, что не похож на дерущегося человека, но такой уж я.
«МОЁ ИМЯ ЕСТЬ НА КУБКЕ СТЭНЛИ»
— Каково было выиграть Кубок Стэнли?
— Это невероятно. Оглядываясь назад понимаешь, что всё, через что ты прошёл — все тренировки, все драки, иногда не обязательные, блокированные броски, длинная карьера — всё ради этого момента, когда твоё имя оказывается на Кубке Стэнли.
— Подождите, так ваше имя есть на Кубке?
— О, да! Я знаю, почему вы спрашиваете, в Штатах выходила статья на эту тему. Мне о ней дядя рассказал, там написано, что моего имени нет. Это ложь. Да, я сыграл 26 матчей, но это был локаутный сезон, так что половина набралась. Да, я не сыграл столько, сколько хотел бы, но всё равно был частью команды. Я держал Кубок в руках и видел на нём своё имя. Для меня это очень много значит, всю свою жизнь я посвятил этому.
— Почему у вас было так мало матчей в последние годы?
— В «Чикаго» я каждый матч менялся местом с Марком Росзивалом, в плей-офф же ставка делалась только на него. Конечно, я бы хотел играть больше, но система явно работала, раз мы выиграли. И первый год попал на локаут, а там всё так быстро происходит — трансферное окно закрылось рано, и уже ничего нельзя было сделать. А на следующий год я и играл больше, и мы Кубок выиграли, уходить не хотелось, мы ведь могли победить второй раз подряд. Всё решилось одним рикошетом, если бы мы прошли седьмую игру против «Лос-Анджелеса», мы бы, наверное, и «Рейнджерс» победили.
Хотелось остаться в «Чикаго», потому что понимал, чего мне стоило попасть в такую команду. Другие клубы ведь даже в плей-офф не пападают. И даже когда я оставался вне заявки, я чувствовал себя частью команды.
- Почему не получилось продлить контракт с «Чикаго»?
— Из-за потолка зарплат. Мне сказали, что хотели бы видеть меня в составе, но места больше не оставалось.
— А вы не могли пойти на уменьшение предыдущего контракта?
— Мог, но минимум, установленный лигой, равен 550 тысяч долларов в год. А у «Чикаго» был избыток миллиона на два-три, им пришлось обменять очень хорошего игрока Ника Лэдди просто чтобы залезть под потолок.
«ИЗ „АК БАРСА“ МНЕ ПОЗВОНИЛИ В НАЧАЛЕ ОКТЯБРЯ»
— Этим летом вы были в тренировочном лагере «Калгари». Почему не получилось подписать контракт?
— Мне предложили там двусторонний контракт, в итоге выбрали молодого защитника Рафаэля Диаза, что я могу понять. А мне хотелось найти команду, которая играла бы в плей-офф. Могу ошибаться, но, по-моему, «Флэймз» не готова к серьёзной борьбе в плей-офф, хотя пока они идут хорошо. Кубковым бойцом эту команду всё же не назовёшь, поэтому для них и не было особого смысла брать кого-то вроде меня, когда есть молодой парень. Были и другие предложения, но тоже двусторонние, а я хотел играть в НХЛ либо в КХЛ.
— То есть вы планировали переезжать в КХЛ?
— Не совсем, я всё-таки был совершенно уверен, что меня пригласят в команду НХЛ. У меня был хороший год, я сыграл в плей-офф за «Чикаго». Даже не готовился к тому, что поеду за океан, но потом позвонил «Ак Барс», предложение меня устроило. Я слышал много хорошего про этот клуб, про город, уровень организации работы в команде.
— А когда начались переговоры?
— Где-то в начале октября. Я вернулся из Калгари, начал кататься с командой АХЛ «Чикаго Вулвз», и тогда впервые услышал, что мной интересуется «Ак Барс». Какое-то время вы вели переговоры, а потом я согласился приехать.
— Сомневались?
— Сомневался. Чужая страна, совершенно не знаешь, чего ожидать. Я знал команду, выдел нарезки игр, знал пару людей из клуба, но не более того. Слышал, что Казань — хоккейный город, но не знал, где он находится.
— А где вы всё это узнавали?
— От игроков, агентов. В «Чикаго» даже тренеры слышали про «Ак Барс». Может быть, публика не интересуется другими странами и лигами, но хоккейный мир очень тесный.
— Знаете, как называется главный трофей КХЛ?
— Гангарин? Гагарин?
— А кто это был?
— Я должен это знать, что-то читал про него. Бывший президент или премьер-министр?
— Первый космонавт.
— Точно! Это классный трофей, кстати!
— Что вы знали о России до того, как приехали сюда?
— Знал, что русские хороши в хоккее. Знал про красивые города Москву и Санкт-Петербург. И это странно, но в детстве мы постоянно ели борщ, мама часто его готовила. Не знаю, где она взяла рецепт, но у неё был огород, на котором она выращивала свёклу, укроп, разные нетипичные для Канады продукты.
— Не страшно было ехать в Россию в такое время? В мире отношение к нашей стране поменялось за последний год.
— Ну, неспокойно, да. Надеюсь, всё не так серьёзно, как это представляют СМИ. Не уверен, что я полностью понимаю всю суть конфликта между Россией и США. Знаю только, что есть хоккейное противостояние между Россией и Канадой. Пока всё выглядит нормально, я не испытываю проблем.
— Как семья отнеслась к переезду?
— Жена обрадовалась, я сомневался больше нее. Я вырос в маленьком городе, мне тяжеловато переезжать, а она уже попутешествовала, так что с радостью ждёт переезда. Будет тяжеловато для сыновей — одному всего 6 месяцев, второму — 2,5 года, но это даже хорошо, потому что, чтобы уснуть на новом месте им нужны только их игрушки.
— Каким защитником вы будете в «Ак Барсе»?
— Буду играть в своём стиле — жёстко. Пока не знаю, что попросят от меня тренеры, но буду делать то, что умею — двигать шайбу, отбивать атаки. Сыграю там, куда меня поставят. Мне определённо нужно будет время, чтобы поменяться и перейти на большие площадки, но посмотрим, как пойдёт. Я выйду на лёд в матче с ЦСКА.
Читайте также:
Тафгай из Саскачевана. Чего ждать от новичка «Ак Барса» Шелдона Брукбэнка