Четырёхкратный олимпийский чемпион Николай Зимятов стал самым титулованным участником 50-го казанского лыжного марафона. О том, как он стал героем Олимпиады-1980, о том, что до сих пор вспоминают в Норвегии, и из-за чего завершил карьеру после появления конькового хода, в эксклюзивном интервью «БИЗНЕС Online».
«НЕ СЧИТАЮ ОЛИМПИАДУ В ЛЕЙК-ПЛЭСИДЕ УЖАСНОЙ»
– Николай Семенович, по моим детским воспоминаниям, вы достаточно неожиданно стали героем Олимпиады-1980. Во всяком случае, так писали корреспонденты тех лет.
– Ну, до Лейк-Плэсида у меня уже было «серебро» чемпионата мира, завоеванное, кстати, в финском городе Лахти, в котором вскоре пройдёт и чемпионат мира нынешнего года (стартующий 22 февраля, – ред.) Хотя это был старт, которым я запомнился для широкой публики любителей лыжного спорта. А на самом деле, первые свои медали на международных стартах я выигрывал на юниорском первенстве Европы. Именно Европы, поскольку на тот момент юниоры соревновались на этом уровне, а не на первенстве мира, как сейчас. Справедливости ради, у нас все сильнейшие лыжники тех лет представляли Европу. Вот в олимпийском 1976 году я успешно стартовал в финском городе Лието. Мне было 20, и я тогда занял второе место.
– Кто «посмел» вас обогнать?
– Нашелся один такой в составе сборной Финляндии по имени Матти Питкянен. Он был старше меня на четыре года (у лыжников есть соревнования в категории андер, где участвуют спортсмены до 23 лет, – ред.). Питкянен впоследствии и олимпийским чемпионом был в эстафете, это известный лыжник. Что касается меня, то потом я стал серебряным призёром чемпионата мира 1978 года в Лахти, как я уже сказал. Тогда я оказался самым молодым в составе нашей команды, куда входили Николай Бажуков, Евгений Беляев, Сергей Савельев, Василий Рочев (кстати, победительницей казанского марафона стала его невестка Ольга Рочева (Москаленко), – ред.). В Лейк-Плэсиде был еще мой ровесник Александр Завьялов.
Николай Зимятов с тремя золотыми наградами Лейк-Плэсида-1980 | |
– А Козёл входил в ваше поколение?
– Вы имеете в виду украинского лыжника Александра Батюка, который начинал выступать под своей фамилией, а потом сменил её. Ну, он был помоложе, как и Юрий Бурлаков, Владимир Никитин, с кем вместе мы защищали цвета сборной уже на следующей Олимпиаде в Сараево, в 1984 году. Возвращаясь ко мне, то после юниорской сборной я плавно перешел в состав национальной сборной, и стал вторым на дистанции 30 километров на чемпионате мира в Лахти. Серёга Савельев победил, третьим, несколько неожиданно стал поляк Юзеф Лущек, который тогда же стал первым чемпионом мира в истории этой страны. Я начал готовиться к Олимпиаде в США, и в 1979 году поехал на предолимпийскую неделю. Тут опять же надо оговориться для любителей спорта, что таких стартов, как этапы нынешнего Кубка мира, в те годы еще не было. Официально они появились только в 1981 году, следовательно, тогда международных стартов было меньше. И на предолимпийской неделе я опять же занял ставшее для меня привычным второе место, по-моему, за знаменитым тогда Оддваром Бро из Норвегии. Но эта стабильность выступлений позволяла мне рассчитывать на олимпийскую путевку.
– Олимпиада 1980 года в американском Лейк-Плэсиде, по воспоминаниям многих её участников, представлялась ужасной.
– Да, нет, я считаю, она была вполне нормальной, тем более, если вспоминать её итоги. А в чем заключались ужасы?
– Вы жили в олимпийской деревне, которая потом стала тюрьмой.
– Вот именно, что потом. На тот момент, когда мы в неё заселились, она была только что отстроена, и ничто не показывало, что в этом здании будет в дальнейшем. Потом мы не такие привередливые были.
«ЛЫЖНИКИ НЕ ВЫХОДИЛИ НА ЦЕРЕМОНИЮ ОТКРЫТИЯ ОЛИМПИАДЫ»
– Я читал в воспоминаниях олимпийского чемпиона Анатолия Алябьева, говорившего что на церемонии открытия кто-то из местных жителей взял мегафон, и ругал наших спортсменов на русском, «матерном».
– Не могу подтвердить, потому, что лыжники традиционно не участвовали в церемониях открытий. Так было и в США, и потом в Югославии, в Сараево. Нам же предстояло стартовать одними из первых на дистанции в 30 километров, а потому нас на открытие не пускали. Что касается остальных соревнований, то никаких эксцессов не было, да и быть, наверное, не могло. Мы там жили изолированно, всё время было посвящено тренировкам, восстановительным мероприятиям, и соревнованиям. Никуда особо не ходили. Да и куда пойдёшь, если тот же Лейк-Плэсид, это деревня. Правда, деревня в штате Нью-Йорк, но, всё же…
Николай Зимятов в Казани на 50-м лыжном марафоне | |
– Иными словами, атмосфера соревнований ничем не отличалась от ваших дебютных стартов в Лахти? И это при том, что между ними произошел такое событие, как ввод советских войск в Афганистан, в 1979 году, после чего Запад откровенно был настроен антисоветски.
– Ну, обстановочка сразу стала напряженной, примерно напоминая ту, которая сложилась сейчас. В этом плане, ты прав, были изменения по сравнению с Лахти-1978, когда ни о каком напряжении в отношениях нельзя было говорить. Его просто не было.
– Сейчас принято подходить к олимпийским стартам суперсерьёзно, учитывать акклиматизацию, проводить соревнования в условиях, максимально приближенных к тем, которые будут ожидаться на ближайшей Олимпиаде. Как готовились в ваше время?
– У нас была стандартная система подготовки к международным стартам, отработанная годами. Мы заселялись на базу в грузинском местечке Бакуриани и усиленно тренировались там в условиях высокогорья. Это сейчас горнолыжный курорт, а тогда была база олимпийской сборной. Мы там моделировали олимпийские трассы, их рельеф, и гоняли. А в условиях среднегорья приходилось гораздо сложнее, воздух разрежен, кислорода не хватало, но такие условия подготовки позволяли потом подходить в оптимальной форме к международным стартам. Образно говоря, это был некий трамплин, потренировавшись на котором, мы «спрыгивали» на международный старт.
– Удивительно, кстати, что в Грузии были такие замечательные условия для подготовки лыжников, а самих лыжников, как не было, так и нет.
– Сейчас не знаю – почему, а в наше время они были сконцентрированы на игровых видах спорта. Те же самые футболисты тбилисского «Динамо» гремели на всю Европу. Плюс они были сильны в единоборствах, в той же борьбе.
Увы, потом, после распада СССР, мы потеряли все наши олимпийские базы, себе ничего не построив. А это, помимо Бакуриани, Цахкадзор в Армении, Отепя в Эстонии, там, где мы также проходили различные сборы, Раубичи (Беларусь), Конча-Заспа (Украина) - всех олимпийских баз лишились, и потом уже приходилось арендовать их, это я говорю о тех временах, когда уже сам работал тренером.
«ЕСЛИ ОТБИРАЛСЯ В СБОРНУЮ СССР, АВТОМАТИЧЕСКИ СЧИТАЛСЯ ПРЕТЕНДЕНТОМ НА МЕДАЛЬ»
– Ну, мы же россияне, «оккупанты», понастроили баз по всему Союзу. Давайте подробнее поговорим о вашем дебюте на Олимпиаде. Первой была победа на «тридцатке».
– Да, из-за неё, повторюсь, я пропустил открытие Игр. Зато своей золотой медалью я задал победное настроение для всей олимпийской сборной. Как говорится, лиха беда начало. Хотя, лично я тогда не осознавал всего масштаба этого события, просто чувствовал, что добился цели части своей жизни, а именно, спортивной.
Николай Зимятов на Олимпиаде в Сараево-1984 | |
– Но, исходя из предыдущего опыта соревнований, мне кажется, руководители советской сборной, если и делали прогнозы на медаль, то в качестве претендентов видели более опытных лыжников, чем вы.
– Не соглашусь. Дело в том, что уровень наших лыж был тогда такой, что если ты отобрался в сборную, то уже становился претендентом на медали. Любой, кто отличился бы на внутренних стартах, том же чемпионате СССР, Спартакиаде народов, уже был претендентом на медали международных стартов самой высокой пробы.
После олимпийского дебюта, второй моей дистанцией был старт на 15 километров. Я финишировал четвёртым, проиграв бронзовому призёру Уве Аунли из Норвегии совсем чуть-чуть - секунды три-четыре. Но обидно даже не это, а то, что я сбился со своего графика бега, поддавшись на «провокацию» немецкого гонщика Йохана Беле. В лёгкой атлетике спортсменов, избирающих такую тактику бега, называют «зайцами». Он тогда очень мощно стартовал, что невольно заставил и остальных взвинтить темп. В итоге он сам потом сломался, занял место во втором десятке, но и я немного подсломался.
– Розыгрыш медалей на той дистанции вошел в мировую историю спорта. Швед Томас Вассберг обошел Юху Мието всего на 0,1 секунды. Наши журналисты потом писали, что огромный бородатый финн, ростом под два метра, потом просто разнёс временную раздевалку к чертовой матери...
– Ну, я не был свидетелем этого, был занят собой, своим состоянием. Потому, что чувствовал некий спад формы после олимпийской победы, всего того адреналина, который нахлынул. Но форма у меня тогда была замечательная, и уже к старту олимпийской эстафеты я снова был в порядке.
«МОЕЙ КОРОНКОЙ БЫЛИ 30 КИЛОМЕТРОВ»
– Но, всё же, вам приходилось опасаться какой-либо осечки. Такая случилась, к примеру, у нашей женской сборной, которая уступила «золото» сборной ГДР...
– Не помню, чтобы из-за этого нас дополнительно накручивали, тут уж самостоятельного настроя на старт хватало. Это же Олимпиада. Да и партнёры по команде помогли. Я убегал на последний, четвёртый этап, имея разрыв от преследователя Оддвара Бро, шедшего вторым, в полминуты. Да и надо учитывать, что мы, в среднем, были посильнее соперников. На каких-то неофициальных соревнованиях мы могли выставить по две эстафетные команды, которые занимали первые-вторые места. Настолько высок был средний уровень советских лыж в то время.
После трёх стартов и двух побед я уже, честно говоря, отказывался от старта на последней дистанции, олимпийском «полтиннике». Предлагал, чтобы заявили моих товарищей по команде, ветеранов советских лыж, для которых эта Олимпиада становилась последней. Тот же Василий Рочев был чемпионом только в эстафетах, и я хотел, чтобы он получил дополнительный шанс. Но в итоге мой личный тренер Холостов Алексей Иванович высказал своё авторитетное мнение – «Беги, а там, как получится!» Я и побежал, и сложилось всё удачно, когда я второму призёру «привёз» три минуты. Хотя, честно говоря, я по своей специфике не был марафонцем. Как и спринтером, потому как на дистанции 15 километров мне не хватало скорости. А на «полтиннике» не хватало выносливости, оптимальной для меня дистанцией была «тридцатка». Но Лейк-Плэсид была «моя» Олимпиада, там всё очень удачно сложилось в итоге. Хотя тогда я и не осознавал этого до конца, что выиграл три «золота» из четырёх. Как бы сейчас к подобному результату относились, можно только догадываться.
– Вы стали одним из героев той Олимпиады, во всяком случае, её лыжной программы. А потом пропустили чемпионат мира в Норвегии в 1982 году. Почему?
– Тут комплекс причин. Чисто физически ощущаешь некий провал в физической форме, тебе надо восстанавливаться. К этому добавилась эмоциональная выхолощенность. Мы же были лицом страны, у нас было много интервью, встреч с трудящимися. Это сильно отвлекало. Нам бы надо было, по хорошему, «забыть» об итогах Олимпиады, какими бы они не были, и начинать подготовку к новым стартам с чистого листа. Но не получилось.
VIP-персоны Казанского марафона: Ильшат Фардиев, Халил Шайхутдинов, Зимятов, Марат Бариев | |
– В итоге тот чемпионат мира в Норвегии также вошел в историю мировых лыж. Я имею в виду финиш эстафетной гонки, по итогам которой сборные СССР и Норвегии разделили «золото», а Финляндия и ФРГ стали бронзовыми призёрами. Подобного в лыжах не было ни до, ни после этого чемпионата. Так?
– Да, помню, следил за этим чемпионатом. Меня весь тот сезон преследовали какие-то болячки, иммунитет был подорван, постоянно держалась высокая температура. Мой партнёр по лыжной сборной СССР Саша Завьялов возит с собой видеозапись той эстафеты, которая вызывает огромный интерес, особенно у норвежцев. Если, по честному, применив технику фотофиниша, как это делают в легкой атлетике, определяя победителей на стометровке, то первыми должны были быть мы. Но, учитывая то, что старт был в Норвегии, может быть, вспоминая тот опыт, когда люди разносили раздевалку из-за обиды, да и общую дистанцию в 40 километров, которую бежали эстафетчики, придираться к мелочам не стали, и наградили золотыми медалями обе команды. А по этому принципу потом дали по две «бронзы» финнам и немцам. И это, я считаю, справедливо.
Пропустив, тем самым, тот чемпионат, в 1983 году я вернулся в сборную, выиграл три гонки на этапах Кубка мира, и подошел к Сараево в оптимальной форме. Там уже стартовало другое поколение советских лыжников, из Лейк-Плэсида остались только мы, с Сашей Завьяловым.
«КОНЬКОВЫЙ СТИЛЬ СТАЛ ОДНОЙ ИЗ ПРИЧИН УХОДА ИЗ СПОРТА»
– Сменялись не только поколения, изменился стиль бега на лыжах. Появился, так называемый, коньковый ход.
– Да, на Олимпиаде уже были лыжники, которые бежали «коньком», но уже со следующего чемпионата мира этим стилем бежали практически все. Это, кстати, стало одной из причин, по которой мне пришлось вскоре уйти из спорта. Дело в том, что это не мой стиль, да, в целом говоря, это не был стиль для всего поколения наших лыжников.
– Да, я заметил, что произошла переоценка «лыжных ценностей». Если до появления конькового стиля в лидерах были советские гонщики, норвежцы, финны, то уже чемпионат мира 1985 года в австрийском Зеефельде прошел под знаком превосходства лыжников Швеции.
– Ну, их гонщик Гунде Сван и был родоначальником конькового стиля.
– Да, но потом рядом с ним выросло целое поколение чемпионов – Торгни Могрен, Кристер Майбекк. Появились итальянцы, и расклад в лыжах, в целом, изменился. А у нас какое-то время был спад, как у мужчин, так и у женской сборной.
– Лыжи в целом изменились. Не думаю, что следующее поколение спортсменов, ставших великими, в том числе, благодаря коньковому ходу, было бы конкурентоспособным. Если бы оставался только классический ход. Но точный ответ мы никогда не узнаем. Что касается нас, то мы долго перестраивались на коньковый ход, не могли понять его, теряли время. Причем, это касалось и мужской и женской части сборных, поскольку мы же готовились все вместе. Что касается меня, то «конёк» сломал мою карьеру. Я тогда ушел на тренерскую работу, два года проработал в молодёжной сборной, передохнул, и почувствовал, что еще есть порох в пороховницах. Тем более, что физическую форму я не растерял. Решил вернуться к Олимпиаде 1988 года в Калгари. И по прикидкам я на тот момент был шестым-седьмым в сборной, что позволяло отбираться на Игры, и ехать туда, в надежде стартовать. Может, в эстафете. Но в последний момент тренерский штаб решил сыграть на перспективу, и сделал выбор в пользу Геннадия Лазутина.
– Вы назвали его фамилию, а я с ходу даже не могу вспомнить достижений этого лыжника, помимо того, что он муж легендарной Ларисы Лазутиной (Птицыной)...
– Да, у него не получилось ни в Калгари, ни потом, хотя по юниорам он был очень заметный лыжник. Да и я, честно говоря, не смог отработать на полную мощность свой последний прикидочный старт в Бакуриани, не «попав» там в смазку. Если раньше перед отбором насчет меня не было вопросов, то перед Калгари они уже были. Исходя из них, тренерский совет и сделал свой выбор. Тогда лидерами были представители нового, уже третьего при моей карьере, поколения советских лыжников – Владимир Смирнов, Алексей Прокуроров, Михаил Девятьяров (кстати, победителем казанского марафона стал его сын Михаил, – ред.). И им я объективно уже уступал.
Могли ли быть медали у меня, в случае попадания? Разве что в эстафете, где мы, по итогу стали вторыми. Или на любимой «тридцатке». Я говорю это исходя из собственного состояния, в котором находился во время проведения Олимпиады. Поскольку я тогда удачно стартовал на международных соревнованиях в Чехословакии. И после Олимпиад я уже окончательно завершил карьеру.
«УШЕЛ ИЗ СПОРТА, ВЫРАБОТАВ СВОЙ РЕСУРС»
– В возрасте Христа, в 33 года, практически юным, если смотреть на тех, кто потом гонялся. Не рано?
– В этом плане я думаю однозначно, что нормально. Я начал гоняться очень рано, уже со школьной скамьи, с восьмого класса. Можно говорить об уникумах, как, среди нынешних Улаф-Оле Бьорндален - биатлонист из Норвегии, среди моих современников были Галина Кулакова, которая бегала до 42 лет, или Раиса Сметанина, до 45-ти. Но, в целом, у нас есть определённый ресурс, который со временем вырабатывается. И, я считаю, что век спортсмена короток, а потому надо постараться выкладываться по максимуму, а не ждать каких-то следующих стартов, считая, что ты с возрастом станешь еще сильнее, и получишь еще какие-то шансы. А потом уже жить обычной жизнью. У меня получилось бегать до 33 лет, пока я показывал достойный результат.
– А в это время итальянец Маурилио де Зольт только вышел на международную арену, завоевав первые медали в 34 года.
– Допускаю, что он, и его партнёры по сборной, позже пришли в спорт, и у них была возможность растянуть свою спортивную карьеру.
– В годы моей юности, лыжный спорт не сходил с советских телеэкранов. Зато тогда практически не показывали биатлон, за исключением Олимпиад. Сейчас ситуация в корне изменилась, и лыжный спорт у нас находится в положении «бедного родственника», будучи на задворках биатлона по популярности. Почему?
– У нас биатлон успешно раскрутила федерация, во времена, когда ей руководил Михаил Прохоров. Туда пришла целая бригада, которая знала, что делать по популяризации этого вида спорта. Ну, и надо признать, что биатлон и интересен, и непредсказуем. Хотя, надо признать, что сейчас и лыжи пытаются сделать другими, гораздо более смотрибельными. Тут и скиатлон, и гонки преследований, и спринтерские гонки, командные спринты, и прочее. Сейчас лыжные соревнования проходят совсем иначе, чем в годы моей карьеры, когда гонщиков запускали, допустим, на 50 километров с разницей в 30 секунд, и мы там разбирались на протяжении шести-семи часов. Сейчас запускают масс-старт, и гонка всё время держит в напряжении. Для самих спортсменов это, может быть, не очень удобно, есть элемент непредсказуемости, но для телезрителей и болельщиков на трассе это гораздо более оптимальный вариант. Ну, и популярность лыж на телевидении могли бы вернуть результаты. Без этого никуда.
Досье «БИЗНЕС Online»:
Николай Зимятов
Родился 28 июня 1955 года в пос. Румянцево Истринского района
Достижения как тренера: готовил к Олимпиаде-2002 лучшую воспитанницу татарстанского лыжного спорта Ольгу Данилову