Важная миссия молодого форварда.
«Франция выиграла чемпионат мира в 1998-м, – напомнили Килиану Мбаппе после матча 1/4 финала с Аргентиной. – В тот же год родились вы. Можно ли сказать, что вы второй подарок для Франции в 1998-м?»
Килиан засмеялся.
«Спасибо, но в 1998-м люди запомнили победу на чемпионате, а не моё рождение».
Для 235 тысяч игроков и 30 тысяч тренеров, проживающих в пригороде Парижа, это не так. В их понимании рождение футболиста, который поднялся из той же обстановки, что и они, и пробился на топовый уровень уже в 19 лет – не менее важное событие.
«Для них он звезда, самый очевидный пример, – рассказал The New York Times Антоино Риккарди, один из первых тренеров, который работал с Мбаппе. – Он сделал то, что способны сделать они, переодевался в той же раздевалке, тренировался на том же поле».
Риккарди работает в «Бонди» – первом клубе Килиана, который находится в одноимённом районе. Такие районы называют banlieue – дословно переводится с французского как «окраина», а на практике означает «гетто, населённое мигрантами».
Фильм «13 район» в французском прокате вышел как раз под названием Banlieue 13. Кино, пускай и условно, передало основные настроения окраин: главный герой, чью роль исполняет основатель паркура Давид Белль, угнетён тем, что у людей нет никаких перспектив в 13-м районе, и ещё больше огорчён, что до этого никому нет дела.
Единственное, что упущено в фильме, – полицейский контроль, который ощутим во французских трущобах сейчас. Фильм вышел в прокат в 2004-м, за год до того, как banlieue захлестнули массовые беспорядки. 27 октября 2005 года 17-летние Зиед Бенн и Махттин Алтун и их 15-летний друг Буна Траоре возвращались домой с футбольной площадки. Был месяц Рамадан. Ребятам перегородила дорогу полицейская машина. И дальше началось самое странное.
Ребята побежали со всех сил, хотя не совершали никаких преступлений, а полиция погналась за ними, хотя её вызывали вообще по другой причине. Догнав ребят, полицейскими применили электрошокеры. Алтун выжил, а у Бенна и Траоре не выдержало сердце. Смерть ребят положило начала самым масштабным беспорядкам во Франции за 40 лет. Пострадало девять тысяч транспортных средств, разрушены десятки общественных сооружений и частных владений, потери были оценены в 200 млн евро.
На тот момент министр внутренних дел Франции Николя Саркози сказал, что к бунтовавшим будет применена «политика нулевой терпимости», и пообещал зачистить улицы от recaille («сволочей» / «мразоты»). Жители гетто с тех пор взаимно «полюбили» представителей власти. Политики редко появляются в проблемных районах, но когда это происходит, им оказывают тёплым приём. Выступая на севере Парижа через десять лет после беспорядков, тогдашний президент Франции Франсуа Олланд сказал, что «в республике не осталось забытых районов». Его освистали, а один из жителей задал вопрос: «Когда же будут перемены?»
Перемен нет и по сей день. Французские гетто страдают от тех же проблем, что и раньше: недоступность образования (учёба, особенно в школе, зависит от социального статуса), безработица (в два раза выше, чем в целом по стране), недостаток денег (36% живут за чертой бедности). Вдобавок, во Франции действует «территориальный, социальный и этнический апартеид». Так говорил бывший премьер-министр Франции Мануэль Вальс.
Проблему французских трущоб хотели решить банальным способом: снести здания, которые построили в 70-х, и построить новые, с большим количеством зелёных зон. Но такое обновление ни к чему не привело бы. Проблема серьёзнее, она находится на психологическом уровне.
Автор The Guardian Эндрю Хасси нашёл такое объяснение сложной обстановке в гетто: «Если мусульманин хочет жить во Франции, он должен научиться быть гражданином в первую очередь и мусульманином во вторую. Для многих это невыполнимое задание». По мнению Хасси, если в англо-американской модели различия между людьми, будь то ориентация, религия или что-то ещё, принимаются и даже поощряются, то во Франции любое отклонение от нормы воспринимается как угроза республиканскому строю.
Поэтому мигранты не могут почувствовать себя в banlieue как дома. Однотипные дома, которые в 70-х воспринимались как что-то утопическое, из будущего, сейчас только указывают на то, что мигрантам никогда не стать частью той клёвой и гламурной Франции, с которой знакомят туристов. Весьма опасная обстановка, учитывая то, что Франция всегда была в лидерах в Европе по количеству мигрантов. Как рассказывает Vox, первая волна миграции пошла после Второй мировой войны. Чтобы восстановить разрушенные города, государство стало привлекать рабочих из Португалии, Испании, Германии, Польши, а также из колоний в северной Африке.
В 60 - 70-х экономика Франции стала расти, и нужда в рабочих руках привела ко второй волне миграции. Только на этот раз количество прибывших из африканских стран стало ещё больше. Большинство поселилось в пригородах больших городов, 38% – на окраинах Парижа. Уже в 1965 году во Франции было 2,7 млн иностранцев - больше, чем в любой другой европейской стране. С развитием футбольных академий по всей стране это стало менять облик и футбольной сборной. В чемпионской команде 1998 года сразу пять игроков были мигрантами, а семь, включая Зинедина Зидана, сыновьями мигрантов.
Тогда, в 1998-м, французские политики ворчали, что многие игроки не знают слов гимна и что, на самом деле, это никакая не сборная Франция. На следующих турнирах такая риторика повторялась, но с каждым разом всё слабее и слабее. На чемпионата мира игроки уже не выслушивают такие упрёки, получается, что все привыкли, что за сборную играют мигранты или сыновья мигрантов.
Но привыкли ли французы к тому, что люди, которые родились и выросли в гетто, у которых арабские, африканские, еврейские корни, могут преуспеть в жизни, а не спиться, сторчаться, загреметь в тюрьму?
Судя по информации из иностранных СМИ, ещё нет. Если бы Килиан Мбаппе - человек с явно не французским именем, родом из проблемного района, сын отца из Камеруна и мамы из Алжира, не стал бы футболистом, его бы ждали проблемы. Фрагмент материала The New Yorker 2015 года – он, само собой, не относится напрямую к Мбаппе, но даёт примерное представление дискриминации, с которой сталкиваются мигранты во Франции:
«У Бена Ахмеда есть друг из Бобиньи (город на севере Франции – прим.ред.), которого зовут Брахим Аниба. Как многие жители banlieue, некоторое время он оставался без работы. Чтобы получить пособие, он обратился к консультанту. Тот из лучших побуждений спросил: «У тебя есть тетушка, которая живёт в Париже или где-нибудь ещё? Потому что Бобиньи – ты серьёзно? Cité Grémillon?» С французского это переводится как «хреноград». Консультант предложил: «Если у тебя есть почтовый индекс квартиры в Париже, чтобы хотя бы получить письмо, лучше используй его. Твоя фамилия Аниба пойдёт. Но вместо Брахим лучше напиши просто «Б.»
Успехи Мбаппе в футболе сыграют огромную роль в изменении облика мигрантов в трущобах. «Аль Джазира» рассказала о ребятах, которые выступают в клубе из района Оне-су-Буа. Они жаловались на постоянные проверки полицейских. «Люди думают, что в наших районах живут отбросы, но это не так, – говорил игрок команды Дилан. По его мнению, такие футболисты, как Мбаппе, показывают, что в бедных районах тоже живут нормальные люди, которые живут достойно и по закону.
«Негативное восприятие трущоб очень часто ломает молодёжь, – уверен тренер «Бонди» Риккарди. – Килиан помогает сломать этот барьер».
Конечно, Мбаппе не единственный, кто вдохновляет юных футболистов в пригороде Парижа. На чемпионате мира у сборной Франции 16 игроков, которые родом из окраин. Помимо французов, пригород Парижа представляют на турнире игроки Туниса, Морокко и Португалии. Но именно Мбапе пригласили в Елисейский дворец, чтобы обсудить с президентом Франции Эмманюэлем Макроном вопросы развития спорта на окраинах Парижа, тех самых banlieue.
«Правительство не разобралось в проблемах окраин, зачастую просто игнорируя их, – пишет «Аль Джазира». – Но в этих районах есть чувство единения и гордости, и об этом во Франции говорят не так часто». Такие футболисты, как Мбаппе, – основа этого единения.