Эрик Кантона объясняет футбол и впервые рассказывает историю семьи

Мощная колонка легенды.

Легенда мирового футбола, один из самых значимых игроков 90-x, один из самых талантливых французских игроков в истории Эрик Кантона рассказывает для The Players' Tribune историю своего происхождения, своей семьи, а затем плавно переходит к глобальным проблемам современного футбола и способам их решения. Не волнуйтесь, про сэра Алекса Фергюсона он тоже не забыл.

Футбол придает вашей жизни смысл.

Я действительно в это верю.

Но ваша жизнь, ваша история, ваша сущность также придаёт смысл футболу.

Я собираюсь рассказать о некоторых вещах, которые обычно не обсуждаю. Мне нужно рассказать вам историю, как я стал тем, кем стал. Это случилось даже до того, как я родился.

Мы должны вернуться в 1939 год, во времена гражданской войны в Испании. Мой дедушка по материнской линии родом из Барселоны. Он сражался против диктатора Франко до самого горького конца. В самом конце войны его разыскивали. Когда националисты захватили город, у него было всего несколько минут, чтобы убежать. Он должен был пешком пересечь горы Пиренеев, чтобы добраться до Франции. У него не было времени, чтобы попрощаться. Это был конец. Жизнь или смерть.

Прежде чем уйти, он спросил у своей подруги: «Ты готова пойти со мной?»

Ему было 28 лет. Ей было 18. Она должна была оставить свою семью, друзей. Всё. 

Но она сказала: «Да, конечно». Это была моя бабушка.

Они бежали в лагеря для беженцев в Аржелес-сюр-Мер на побережье Франции. Там было более 100 тысяч испанских беженцев. Можете ли вы представить, если бы французы всех их выгнали? Нет. Они проявили сострадание, поскольку человечество всегда должно проявлять сострадание к тем, кто в нём нуждается. Мои дедушка и бабушка прибыли ни с чем. Им пришлось начать новую жизнь. Через некоторое время беженцам была предоставлена возможность пойти на работу, строя плотину в Сент-Этьенне Кантале. Это жизнь иммигрантов. Ты идешь туда, где нужен. Делаешь то, что должен. И они пошли. Они сами строили свою жизнь.

Моя мать родилась там несколько лет спустя, а затем семья в конечном итоге переехала в Марсель.

Эта история в моей крови. Она сформировала меня как человека. Но она существует только в моем сознании, словно сон. Никаких фотографий их борьбы не было. Только истории. С того времени не сохранилось ничего, что можно было бы потрогать, увидеть. Но в 2007 году в одном из домов Мехико был найден знаменитый «мексиканский чемодан» фотографа Роберта Капы. Внутри старых коробок было 4500 снимков гражданской войны в Испании, которые пропали без вести более 60 лет назад. Никто не знает, как они попали в Мексику.

Мне было очень любопытно. Поэтому, я пошёл с женой на выставку этих фотографий в Нью-Йорке.

Большинство фотографий были очень маленькими. Тысячи. Вы должны были смотреть на них под увеличительным стеклом. Но несколько фотографий в центре выставки были огромными. Почти три метра в высоту. Люди на фотографиях были в натуральную величину. Мне казалось, что ты можешь протянуть руку и прикоснуться к ним.

И вот тогда я увидел своего деда.

Это возможно?

Он был таким молодым. Я был убежден, что это он. Но я не мог быть абсолютно уверен, потому что я никогда не видел его таким молодым. Поэтому, когда спустя несколько месяцев выставка переехала во Францию, я привёл туда мать, чтобы она тоже посмотрела.

И вот снова этот молодой человек.

Я сказал: «Неужели это он?»

И мама сказала: «Да, это он. Это с того момента, как они бежали в горы». 

Невероятно.  

Представьте себе, если бы мой дедушка ничего не предпринял. Представьте, если бы моя бабушка не последовала за ним. Может быть, тогда не было бы и моей мамы. Может быть, тогда не было бы и меня. Но это только половина нашей истории. Есть ещё одна фотография, которая сформировала мою жизнь.

Мои дедушка и бабушка по отцовской линии также были иммигрантами. Они приехали во Францию из Сардинии в 1911 году, чтобы избежать бедности. Через три года после того, как они приехали, моего прадеда призвали на службу в Первую мировую войну. Он был настолько отравлен ядовитыми газами, что в последние годы жизни только и курил эвкалипт, чтобы чуть легче дышать.

Его сын, мой дедушка, сражался на стороне Франции во Второй мировой войне. Он стал строителем после того, как вернулся с войны. В конце концов, он сэкономил достаточно денег, чтобы купить свой собственный участок земли в холмистом районе Марселя. Мой отец тогда был ещё подростком. На участке была небольшая пещера. Им нужно было где-то жить, пока мой дедушка строил дом. Так что же они сделали? Всё просто. Они жили в пещере два года. Плита для приготовления пищи была единственной вещью, которая создавала там тепло. Это звучит как миф, который ваша семья рассказывает о «старых временах». Но на самом деле есть фотография зимы 1956. Там мои дедушка, бабушка и отец в пещере, укрытые одеялами для хоть какого-то тепла.

Мой дед из года в год строил из пещеры. Сначала он сделал беседку, потом небольшую террасу, а затем построил дом для моих родителей. Это дом, в котором я вырос. Это то, что я унаследовал. Это моя кровь. Одно из моих первых воспоминаний – это то, как я нёс 10 мешков с песком на холм к дому, который они всё ещё строили. Только после этого мне разрешили поиграть в футбол. В течение дня мой отец строил дом, а ночью работал медбратом в психиатрической больнице. Даже эта часть моей истории имеет особое значение.

Была причина, по которой мой отец стал медбратом и работал конкретно в этой больнице. Это было потому, что один из пациентов клиники был его крёстный отец. Его звали Соувер, и он был братом моего деда. Он был в плену пять лет во время Второй мировой войны. В итоге он стал пациентом больницы имени Эдуарда Тулузы. Мой отец был очень близок с Соувером. Это вдохновило его стать медбратом в психбольнице. Он работал в том же отделении, где и находился его крестный отец, и заботился о нём каждую ночь.

Это моя семья. Это моя история. Это моя душа. Я жил во всех частях мира. Фактически, только в прошлом году я купил участок на Сардинии, чтобы снова соединиться с историей моей семьи. Тем не менее, я всегда от всего сердца буду любить Марсель из-за этих воспоминаний, которые сформировали меня. Это всегда будет мой город.

«МЫ ДОСТИГАЕМ ЭКСТАЗА В МЕЛОЧАХ»

Это ответ на вопрос людей, почему я играю в футбол именно так. Да, футбол придаёт смысл жизни. Но жизнь также придает смысл футболу. Я почти никогда не обсуждаю эти личные истории, особенно о крестном отце моего отца. Это очень сложно. Когда я говорю об этом, как будто ангелы говорят за меня. Тем не менее, я делюсь своей историей по важной причине.  

Мы живем во времена разросшейся нищеты, войн и иммиграции. Есть ещё много людей в мире, которые не могут даже позволить себе смотреть футбол, пока другие готовы платить по 200 евро за посещение матча АПЛ или 400 евро в год, чтобы посмотреть чемпионат по телевизору. Футбол – один из величайших учителей жизни. Это один из величайших источников вдохновений в жизни. Но нынешняя бизнес-модель футбола игнорирует так много людей в мире.

Бедные кварталы нуждаются в футболе, так как футбол нуждается в бедных кварталах. Нам нужно поддерживать более устойчивую модель позитивного и вовлекающего в себя футбола. И я сделаю всё что могу, чтобы помочь. Вот почему я присоединяюсь к движению Common Goal в качестве их первого наставника. Миссия Common Goal в том, чтобы разблокировать 1% всех доходов футбольной индустрии для благотворительных организаций, направленных на футбол. Более 60 футболистов уже пообещали 1% от их зарплаты. Самое приятное, что это как игроки из больших клубов, так и игроки из клубов маленьких. Мужчины и женщины из лиг по всему миру.

Футбол должен быть для людей. Это не утопическая идея. Нет причин, по которым главные действующие лица в сегодняшней игре не могут собраться вместе и поддержать социальный аспект футбола. Все мы, богатые или бедные, будь то иммигранты или коренные граждане в десятом поколении, находим простые радости в такой игре, как футбол. Мы говорим на одном языке. Мы ощущаем те же эмоции.

Всё время мне задают одни и те же вопросы о моей карьере.

«Каково было играть за тот «Юнайтед»? Почему вы были так хороши?»

Люди хотят какого-то сложного ответа. Думаю, они хотят какой-то секрет. Но ответ очень прост. В одной вещи сэр Алекс Фергюсон был мастером: всякий раз, когда мы выходили на поле играть, после долгих часов работы на тренировках, нам давали свободу. Мы чувствовали полную свободу двигаться туда, куда хотели, играть так, как хотели.

Я не мог терпеть футбол иначе.

Что такое футбол, если речь идет не о свободе?  

Поэтому, пожалуйста, позвольте мне задать такой же простой вопрос тем, кто управляет глобально управляет игрой –  футболистами, агентами, спонсорами и комитетами...

Что за футбол, если речь идёт не о свободе?

Что за жизнь, если речь идёт не о свободе?

В чём смысл жизни?

Я думаю, мы все можем согласиться с тем, что можем сделать больше для человечества.

Теперь вы знаете мою историю. Я родом из семьи иммигрантов и повстанцев, солдат и рабочих. Я не провёл детство в достатке. Но истина жизни для меня заключается в том, что мы достигаем экстаза в мелочах.

Возможно, простой пикник с семьёй. Свернули в мяч три пары носков и завязали шнурками. Мы играем в футбол на солнце. Затем мы лежали в траве. Мы восхищаемся всем и ничем.

Мне было 30 лет, когда я ушёл из футбола. Знаете, что я сделал? Для меня это было чем-то особенным. Я отправился жить в город, который мои дедушка и бабушка вынуждены были покинуть в 1939 году.

Я отправился жить в Барселону.