Светлана Кокорина после ареста сыновей Александра и Кирилла дала первое большое интервью.
В программе Андрея Малахова она рассказала о дружбе старшего сына с Павлом Мамаевым, отношениях двух братьев, тяжелом восстановлении от травмы Александра и причинах драки сыновей с чиновником Денисом Паком.
О своей реакции на видео с драками сыновей:
Описать свое состояние… Ужас. Это просто какой-то ужас и состояние нереальное. Таких состояний у человека не должно быть.
Когда мне сказали, что произошла драка, у меня был шок. Это вообще первая их драка за всю жизнь. Я хотела даже представить себе в голове человека, который вывел их на эту драку. Не было таких людей. Сашу практически вывести из себя невозможно. Он даже когда злится на кого-то, на меня, например, то самое большое его ругательство: «Спасибо, мам». И уходит. Он никогда не дрался, хотя с десяти лет жил в мужской компании с ребятами, как-то там ему приходилось выживать. Да, они не стали лордами и джентельменами, но ребята со двора. И в мужской компании, я считаю, заведено, что если тебя оскорбляют, надо отвечать.
Когда сказали что они подрались, мне просто хотелось посмотреть на человека, что могло случиться, что могло вывести их на эти эмоции. Посмотрела видео. Понимаете, когда смотришь без звука, то это шок, но я понимаю, что там была провокация. Они уже были уставшие к утру и, наверное, уже всё, сил не было слушать. Наверное, это и спровоцировало, наверное. Особенно когда они бывают с Пашей вместе, народ не сдерживается и говорит гадости.
О дружбе Александра с Павлом Мамаевым:
Вы знаете, я Пашку-то его люблю и знаю. При мне-то он не хулиганил. Я не могу ответить на этот вопрос. Вот они уезжали, я провожала, он замечательный мальчишка. Просто замечательный. Я не знаю, как происходит, когда они остаются вдвоем, о чем они разговаривают. Сам по себе-то парень неплохой.
Я когда смотрю их какие-то фотографии, то это просто дурачества, как я это изнутри вижу. Просто детские дурачества. Такие безобидные. Они – хорошие футболисты, у них много энергии. Вот Саша может сутки отдохнуть, а потом как ветер и ему что-то надо делать. Думаю, Пашка такой же. Они очень редко видятся, очень редко. Ну просто дурачатся, как мне казалось.
О причинах драки футболистов с Паком:
Представьте, они утром встали, съездили на игру, отыграли, поехали в Москву, ночь не спали. В Москве они бродили-ходили. Где они были? Все равно они устают. Не знаю… В уставшем подавленном состоянии они и встречаются с агрессией, как мне кажется. Потому что это не просто так. Они же не вышли и не напали там на кого-то. Вокруг были еще люди, они же их не трогали. Они ездили еще на такси, они же не трогали таксиста. Это мое мнение, что они просто реагировали просто на хамство. У людей есть такое, что видишь знаменитого человека, понимаешь, что человек достаточно богатый, известный. И чтобы как-то его даже не зацепить, а в собственных своих глазах или ради будущих рассказов, что я видел сегодня того и того, его надо оскорбить.
Я встречала такое, что у человека плохо все в жизни, что-то нехорошо, надо на ком-то вымещать зло. А тут вышли два веселых парня – они успешные, молодые, красивые. И появляется какая-то злость, как я себе представляла. И он говорит им неприятные слова, а они реагируют вот так. Хотя Саша просил водителя… Он просто брал его за плечи и спрашивал: «Почему? Ты можешь объяснить мне свое мнение: ну почему ты так против нас настроен?» Они даже пытались еще его спросить: «Ну почему так» Но…
Кирюша мне говорил: «Мам, я не понимаю людей. Почему они такие злые? Почему нельзя радоваться жизни, а не оскорблять и унижать, обижать кого-то?» Он негодовал и говорил, что Саше вообще пройти нигде спокойно нельзя и постоянно его надо дернуть, сказать гадость. А Кирюша знает, как он работает. Он же не крадет деньги, а зарабатывает кровью и потом. И Кирюшу это злило: «Почему его так оскорбляют?»
О травме сына и восстановлении:
Вспоминаю 15 марта этого года, когда он вышел на матч и был заряжен и обещал выиграть, был в этом уверен. И тут он ломается прям на первых минутах. Утром мы уже были в Риме, вечером операция. И потом долгое-долгое восстановление. Я помню первый день после операции. Его в девять вечера привезли и он ещё отходил от наркоза часа два, а в девять утра ему ставили аппарат, который должен был ногу ломать: ему сказали, что под 45 градусов за сегодня нужно её согнуть. Представляете? Он в одиннадцать вечера только пришёл в себя и в девять уже должен был сгибать ногу под 45 градусов – это боль невыносимая. Я не могла смотреть ему в глаза, выходила в коридор [плачет], а он закусывает палочку, сжимал её, искусал губы в кровь. Но он делал всё, что сказали и даже больше. И вот так полтора месяца.
Ни секунды он не сидел на месте, ни секунды. Он так подошёл к этому восстановлению, что когда его выписали, он хотел с собой взять в Россию людей, платить им зарплату, чтобы только они были с ним и корректировали, вместе с физиотерапевтами и тренерами «Зенита» чтобы были все. Ему безумно хотелось восстановиться. Он хотел это быстрее, делал всё через боль. Мне было тяжело смотреть на это, даже я падала, а он это делал.
Он всегда повторял и повторяет: «Не дай Бог никому пройти то, что прошёл я». Он накупил себе аппаратуры, всевозможные тренажеры. Все это у него дома. Он купил себе аппарат, который есть только у «Челси». Он всё это скупил. Вы не представляете, как он работал всё время. Его целью было только играть. Его настоящая жизнь – это футбольное поле. Вот здесь среди обыкновенных людей – это не его жизнь.
Я не хочу называть «последние игры». Вот на этой крайней игре он прекрасно сыграл и получал удовольствие, передает его людям. Его начали выпускать, он сыграл три игры и две сыграл прекрасно. Да, он не совсем восстановился. Ему было очень тяжело. Он шел к своей мечте через боль и сумасшедшие усилия. И вот выходной. С марта месяца один выходной [плачет]. И вот…
О пропущенном чемпионате мира:
Это была трагедия. Слово «переживал» не передаст той трагедии, которой обернулась его ситуация. Он говорил, что самое трудное: «Сидеть на лавке и смотреть, как твои ребята играют». Это самое трудное. Он бежал вместе с ними и даже по инерции ногами бил.
О младшем сыне Кирилле:
Что я могу сказать про Кирюшу? Кирюша отличается от Саши. Саша молчаливый, Кирюша говорливый. Он солнышко такое у нас. Его обожают все друзья, его обожали учителя в школе. Кирюша такой мальчик лучезарный. Он все время говорит: «Не несите негатив в мир, будьте позитивнее!».
Даже если меня когда что-то не устраивает, я начинаю ему там какие-то свои претензии, он говорит: «Мамуль, давай позитивнее». Он совсем не такой. Саша задумчивый, Саша много думает, мало говорит. А Кирюша – вот он легкий, он очень легкий. Он очень любит семью, что, в принципе, наверное, его и сгубило. Как они друг друга называют «брат», обращаются «брат, брат, брат». Это вот реально брат. То есть это человек… Ну, одно целое. Они не расставались вообще. Если и ругались, то только на час, не больше. Саша не мог обходиться без него.
В принципе, у Кирюши в том году не получилось с университетом практически тоже из-за Саши, потому что Саше была нужна поддержка и он уехал с ним, поэтому пропустил много. Они не могут друг без друга, они словно половинки чего-то единого. Саша был нянькой для Кирилла.
У нас был сложный случай, когда разбился друг и мне нужно было попасть на похороны к нему. Маленький Кирюша, ему было три месяца, а Саше было девять лет, и мне некого было попросить на какие-то два часа посидеть с Кирюшей. И Саша справился так, как никто бы не справился.
О вечеринке сына с Мамаевым в Монако:
Каждый воспринимает информацию так, как ему хочется и нравится. Если человеку хочется крови и зрелищ, ну куда деваться? Нормальные люди, которые понимают, о чем идет речь, могут поставить себя на их место, они адекватно реагировали. Очень многие тогда позвонили. Им ничего объяснять даже не было, они сами все объяснили.
Когда я смотрела эти шокирующие трансляции, мне говорили: «Не переживай, все нормальные люди это понимают». Я не могу изменить мир, не могу изменить людское понимание, восприятие. Но я надеюсь, что все-таки здравомыслящих людей больше.
О деньгах и благотворительности:
Нет, деньги его не изменили. Знаю, что деньги и власть – то, что портит людей. Нет, для него деньги не имеют особого значения, честно. Он легко с ними расстается Легко дарит, легко отдает, легко помогает. Он же не говорит никому. Абсолютно никому. Я иногда узнаю от менеджера в банке, что Александр переводит туда суммы, туда суммы, туда… Он занимается благотворительностью.
Он не сделал ни одной татуировки только ради того, чтобы сдавать кровь. Он донор.
Он может делать красивые поступки. Он может подарить ребенку поездку в «Диснейленд», он может оплатить операцию, может купить квартиру, подарить машину. И он это делает не для того, чтобы кто-то пришел и сказал ему «спасибо». Он просто сам получает от этого удовольствие, видит радость в глазах человека. Ему так нравится, когда вспыхивают глаза у людей и всё. Он от этого получает удовольствие. Спросите у него, кому и что он сделал. Никогда не скажет и тут же забывает об этом.
Форму и мячи постоянно передает детям в Валуйках, денежные гонорары. Когда они выиграли у больших городов и в финале обыграли Воронеж, вернулись домой и их наш земляк награждал. Он дал им по три тысячи рублей – это была такая радость. Его любимое дело совпало с его работой.
О реакции Александра на суде и отношении общественности:
Он убит. Я видела его на оглашении. У него ввалились скулы, трясутся губы. Он убит. Я до перерыва досидела и больше не смогла на это смотреть. Это ужасно, особенно когда пускают журналистов и они лезут прямо к нему – это похоже на растерзание. Ему очень плохо. Это не его состояние.
Народ любит новости о Саше. Не знаю, почему они постоянно выдумывают, додумывают – не знаю. В последнее время я не смотрю и не читаю. Я знаю, что никому ничего не докажу, я отстранилась. Народ не знает правды, он думает то, что ему хочется. Хочется хлеба и зрелищ. Надо кого-то разорвать.
Мои ребята – не подонки. Они не те люди, которыми их пытаются выставить. Да, они ошиблись, сделали очень неприятные вещи.
О том, винит ли себя за произошедшее:
Естественно, я мать. Естественно, я чувствую стыд, какой-то гнев внутри, и обиду даже где-то. Какая-то душевная рана просто, абсурдности всего произошедшего. Я не знаю, откуда всё это взялось, как это всё получилось, невероятная досада на душе. Почему это случилось?
В воскресенье, 7 октября, я была абсолютно счастливым человеком. Абсолютно счастливым. А в понедельник я стала самым несчастным человеком на свете [плачет].
Так бывает. Я когда-то прочитала книгу Теодора Драйзера «Американская трагедия». Эта книга, которая меня до безумия поразила, я заставляла её прочитать своих друзей и говорила, что жизнь может повернуться очень сильно совсем в противоположную сторону. Но мальчишки не сразу поняли, о чём я. Увы, так бывает.
О свидании и желаемом исходе дела:
Положены два свидания в месяц по три часа. Вот мы ждем, когда нам дадут свидание с таким нетерпением.
Надеюсь на самый-самый положительный исход. Потому что если они пробудут там долго, это убьет их обоих. Убьет всё светлое, хорошее, доброе, что было в них. Оно затеряется. Они почерствеют, они не созданы для обстановки, в которой находятся.
Без разговоров бы поменялась с ними местами. Я за них готова жизнь отдать, не то что поменяться местами. Я говорила сразу, что готова с ними выйти на Красную площадь и пусть приедет вся страна, все, кто негодует, ударят нас, сделают нам больно. Подойдите и ударьте нас все. Физическая боль не такая большая, как моральная. Мы будем стоять – бейте нас. Но не надо закрывать от общества…
Другие тексты об аресте Кокорина и Мамаева:
Этот футболист упал ещё ниже, чем Кокорин и Мамаев
Вероятно, отец Мамаева сидел. Это он ведёт дела сына и назвал «Краснодар» «чертями»
«Они же не урки, на что они могут повлиять?» Следователь – про дело Кокорина и Мамаева
Дети лимита, которые даже не раскаиваются. Кузнецов – о Кокорине и Мамаеве