Евгений Богачев: «Зарплату в УНИКСе я 16 лет не получаю, занимаюсь на общественных началах»

«Татарстанский Геракл» банковской системы и спортивного менеджмента Евгений Богачев — один из афористичных руководителей республики последних десятилетий. В своем интервью босс УНИКСа рассказал о том, как изменилась его жизнь с уходом на пенсию с высокого государственного поста, о взаимоотношениях с российской баскетбольной федерацией и о том, как улучшались его жилищные условия с возвышением по чиновничьей карьерной лестнице.

«ДА, СЫН МНЕ ПОМОГАЕТ»

— Вы уже восемь месяцев не работаете главой Национального банка Татарстана. Как изменилась ваша жизнь с тех пор?

— Лучше стала! Веселее, как говорится. У меня столько времени было две напряженные работы, и не поймешь, что тяжелее — УНИКС или банк. Мне предыдущий президент Шаймиев Минтимер Шарипович поручил заниматься УНИКСом на общественных началах. Зарплату я 16 лет не получаю. Увлекся, стало интересно, хочется, чтобы каждый год был лучше предыдущего. Игра все-таки интеллектуальная, не глухая, не слепая, не одна физика у нас. Что касается банка — за все время, что я работал в банковской системе, я прошел через четыре кризиса. Работал 21 год. Очко. Хорошее число.

А потом у нас началась реорганизация, нас понизили в статусе. Когда я уходил, мы еще были национальным банком Татарстана, а через два-три дня превратились в отделение Волго-Вятского Г У Банка России. Я считаю, что это пощечина. Банковская система Татарстана в разы выше и Нижнего Новгорода, и всех остальных. 50% капитала всего приволжского региона было у нас. А нас подчинили. Видимо, москвичам так легче — то дорога была 800 километров до Казани, а теперь 400 км до Нижнего. Но мы считаем, что это неправильно. Это ограничение полномочий и самостоятельности. Хотя мы создали хороший банковский потенциал — у нас 22 самостоятельных банка в республике, ни одной лицензии мы не отозвали. В других регионах вкладчиков трясет, потому что непонятно куда складывать деньги — только дома в стеклянной банке хранить, осталось несколько самостоятельных банков, больше — филиалы.

Но я немного отклонился. Вообще, я пророчеств не даю, но я чуть более оптимистично смотрю в будущее, чем Алексей Леонидович Кудрин и остальные ведущие экономисты. Хотя вчера слушал Кудрина, он тоже говорит: «В 2016 году у России будет рост». Я к нему присоединяюсь. Я всегда считал, что все зависит только от нас самих, а не от обстоятельств. Россия — огромная страна с огромными ресурсами и потенциалом. Сейчас у нас временные проблемы. которые, в том числе, отражаются на баскетболе.

Мне предыдущий президент Шаймиев Минтимер Шарипович поручил заниматься УНИКСом на общественных началах

— Как сейчас устроена ваша работа? Вы приезжаете в офис каждый день?

— Да. Я должен быть примером для подчиненных, слабинки себе не даю. Порой работаю и в выходные. Меня тянет сюда. Проблем много, многое нужно решать — та же селекция, например.

— Кто у вас занимается селекцией? Вы сами находите игроков или кто-то приносит вам шорт-листы?

— По-разному. Конечно, инициатива должна больше исходить от главного тренера Евгения Пашутина и его помощника Эммануэле Молина. Они должны все шерстить. Но и мы этим занимаемся — я, гендиректор клуба Виктория Еремеева, спортивный менеджер Андреа Фадини, еще кое-кто, кого я не буду называть, а то меня опять раскритикуют.

— Видимо, речь о вашем сыне Богдане.

— Да, сын мне помогает. Он прямо фанат баскетбола. Знает все фамилии баскетболистов, всю Америку, все D-лиги, летние лагеря. Думаю, когда-нибудь сможет стать профессиональным менеджером в каком-нибудь клубе.

— Игроки, которых нашел ваш сын?

— Генри Домерканта, Эндрю Гаудлока нашел он. Джеймса Уайта — тоже.

Но, если говорить о нашей селекции, главное — цена не должна быть высокой — мы теперь доллары платить не можем, у нас бюджет рублевый. Раньше, когда в Евролиге играли, надо было иметь хотя бы 20 миллионов долларов, чтобы быть на уровне. А сейчас 20 миллионов — это больше миллиарда рублей. У нас такого и близко нет. Тот же «Жальгирис» и другие иностранные команды раньше, может быть, были беднее нас, а сейчас все наоборот — у них евро был, евро есть. А у нас контракты в евро, в долларах — а бюджет… Так что мы сейчас стараемся брать больше русских игроков. Официально в составе команды на этот сезон у нас трое выпускников УНИКСа-2 — Хабиров, Евстафьев, Незванкин. Я ездил с ними в городок около Парижа на международное соревнование. Смотрел, горят ли у них глаза. Будь здоров. Думаю, из них должны получиться хорошие игроки. Хотя Пашутин, как и многие тренеры, любят использовать только 7−8 человек на площадке, но мы его заставляем давать играть этим ребятам тоже.

С детьми Ольгой и Богданом

— Сейчас у вас много легионеров?

— Легионеры есть, но надо, чтобы у нас не было много представителей одной нации, иначе трения начинаются. Ну и про легионеров сейчас много разговоров, что надо по ним вдарить. Указ президента России Владимира Владимировича Путина — хороший. По крайней мере, он впервые ввел указ о том, чтобы признать легионеров высококвалифицированными специалистами. И нужно их ограничить, чтобы своих подтягивать. Сейчас это в основном в футболе происходит, но теперь министр спорта, по согласованию с Федерациями различных видов спорта, будет определять, сколько должно быть легионеров в других видах спорта. Желательно, чтобы это началось не в предстоящем сезоне. Потому что сейчас у нас разрешено семь легионеров, а если сделают пять — за двух лишних придется платить хорошие деньги федерации. А у нас в бюджете это не предусмотрено. О таких нововведениях нужно предупреждать заранее. Закончатся у легионеров контракты — пожалуйста, вводите.

С другой стороны, я недавно смотрел составы зарубежных команд. И могу ошибиться, но, по-моему, у «Реала» сейчас девять легионеров. У другой испанской команды — одиннадцать, и ни одного испанца нет. И никто там к ним не лезет, потому что это коммерческий проект. Мы же профессиональная лига, коммерческая, зачем нам это надо? Я не совсем согласен с Виталием Леонтьевичем Мутко. Я рассуждаю так: «Ну вот давайте примем закон, что у нас можно показывать только отечественные кинофильмы». Конечно, у нас их много, они хорошие. Но мы же их уже по несколько раз смотрели. Ну вот не будем мы пускать иностранные фильмы в прокат, и как будут выживать наши кинотеатры? Кто туда пойдет? Одно дело — запретить безнравственные фильмы. Но запретить вообще все иностранные — разве нам по силам снимать столько своего кино? У нас все хотят запретить и ограничить. А в Европе на это вообще внимания не обращают. Есть деньги — поступай, как хочешь, хоть бой петухов организовывай. И есть же любители этого, идут на это зрелище.

С Евгением Пашутиным

— Почему вы оставили в команде тренера Евгения Пашутина? У вас же были сомнения.

— Понимаешь, я считаю, что роль тренера в победе — 30−35%. Основное — это бюджет и селекция. Берем Пашутина. Да, может быть, я дал ему последний шанс. Может быть, надо было кого-то искать. Но Пашутин был нашим игроком, очень приличным разыгрывающим. Работал у нас много лет. УНИКС при нем входил в восьмерку лучших команд Европы, Кубок Европы завоевывал. Пашутин и побеждал, и проигрывал. В конце концов, даже если я в чем-то не разбираюсь, Пашутина ведь назначили главным тренером сборной России.

Так что я не скажу, что он какой-нибудь бездарный тренер. У него просто невезение. Нет жесткости, твердости, да. Может быть, надо ему кому-нибудь и по морде врезать. Знаете такого бизнесмена Владимира Романова, бывшего владельца «Жальгириса»? У нас с ним хорошие отношения, я ему помогал в некоторых банковских вопросах. А в свое время у него была футбольная команда в Шотландии. Помню, он как-то на совет ВТБ приехал в шотландской юбке, и мы с ним все фотографировались. Так вот как-то он приезжал ко мне, мы с ним в VIP-ложе сидим, УНИКС играет с «Жальгирисом». Он еще колдунов с собой привез. Игра равная, большой перерыв. Он остался на трибуне, а я пошел к игрокам — подбодрить их немножко.

Возвращаясь к Романову, спрашиваю: «А ты к своим игрокам спускаешься в раздевалку?» «Спускаюсь. — говорит. — Но сразу одному-двум бью по морде». А он же маленький, но боксер. И прям как в Нашей Russia — команда «ГазМяс». Поэтому я Пашутину говорю: «Ты дай кому-нибудь — и сразу все притихнут».

Не хочу никому портить биографию, но вот есть Сергей Быков. Неплохой игрок, боец, но он же в «Локомотиве» Пашутину не подчинился. Потом мы его взяли. Он у нас вел себя нормально. Пришел Пашутин — мат-перемат. Я Пашутину опять говорю: «Ну врежь ты ему. Пусть он на тебя набросится». Но зачем мне сейчас Пашутина менять? Он же пришел на полпути. До этого у нас был иностранец Педулакис. И чего мы с ним добились?

С Педулакисом

— Когда вы увольняли Педулакиса, вы сказали, что у него были проблемы из-за незнания английского. Вы не знали, что он не владеет языком, когда его нанимали?

— Видишь ли, знали. Но не совсем. Он вроде бы частично владел, но на деле оказалось, что это ерунда. Мы прошли с ним Евролигу, впервые квалификацию выиграла русская команда. Дальше, когда он уже уходил — по-доброму уходил, я ему небольшую компенсацию дал, — он говорил: «Ни у Пашутина, ни у кого другого не получится. Быков и Уайт — смутьяны. Я не мог с ними справиться». Но мы не стали сразу рубить, доиграли до конца — думали, поймут. Все-таки не маленькие уже, возраст. Уайт потом изменил поведение. Быков — нет.

Если бы изначально этой проблемы не было, с Педулакисом мы могли бы пойти дальше. Поэтому сейчас я и оставил Пашутина. Он проверенный. Единственное — он уделяет не так много времени селекции, потому что работает еще и в сборной. Это, конечно, минус.

«Я НЕДАВНО В КИНОТЕАТР ХОДИЛ НА ФИЛЬМ СО СТЭТХЭМОМ»

— Вы довольны посещаемостью УНИКСа?

— Конечно, нет. Мало. Ползала в среднем наполняем — 3,5 тысячи. Почему? Во-первых, в Татарстане есть «Рубин» и «Ак Барс» — всенародно любимые клубы. Третий — УНИКС. А потом звездный волейбольный «Зенит». Татарстан считается столицей российского спорта и в этом огромная заслуга президента республики Рустама Нургалиевича Минниханова, правительства республики. Мы успешно провели Универсиаду в 2013 году, сейчас в Казани проходит чемпионат мира по водным видам спорта, готовимся принять чемпионат мира по футболу. Построено множество спортивных объектов и могу с гордостью отметить, что среди них выделяется построенный в центе города наш «Баскет-холл». Видите, какая высокая конкуренция, и бывает, что матчи УНИКСа совпадают по времени с матчами других команд. Сложно изменить ситуацию.

Во-вторых, конечно, надо больше выигрывать. Раньше мы не проигрывали в своем зале. И «Барселону» обыгрывали, и «Реал». Сейчас — наоборот. Здесь проигрываем, на выезде выигрываем. Что-то изменилось в психологии. Может, потому что мы сильно перетрясли состав.

И, в-третьих, возможно на посещаемость влияет экономика. Я вот недавно в кинотеатр ходил на фильм со Стэтхэмом. Заходим в зал — я и два помощника. В зале кроме нас только парень с девушкой сидит где-то наверху. Все, зал пустой. Никого. Вот почему? Фильм только вышел. Кинотеатр — высший класс. Молодежь сейчас больше по ночным клубам ходит. Там и выпивка, и танцы-шманцы.

Я вот в интернете читаю только «БИЗНЕС Online» и Sports.ru. Соцсети я не читаю. Но знаю, что в группе УНИКСа — более семи тысяч подписчиков. То есть аудитория большая, могли бы ходить на матчи. Но они разбросаны по всей республике. Так что факторов тут много. Да и многие матчи поздно начинаются, заканчиваются около десяти. Стоянки большой нет. Много факторов, много. Будем исправлять. Когда пиво было разрешено, кстати, больше людей ходило. Те же хоккеисты, по-моему, уже игнорируют некоторые ограничения пива и продают его. Мы что-то не рискуем. Надо подумать.

— Куча людей считает, что Сергей Иванов окончательно прикончил российский баскетбол, когда создал Единую Лигу ВТБ. Вы с ними согласны?

— Категорически с этим не соглашусь. Нам было интересно вначале играть и с «Жальгирисом», и с «Летувос Ритас», и с поляками, и с украинскими командами — «Будивельником», «Донецком», «Азовмашем». Наоборот — Иванов пытается консолидировать все это дело. Вот «Жальгирис» ушел, но ведь они дошли до того, что хотели, чтобы руководство Лиги ВТБ тут спонсоров набирало и оплачивало им вообще все. Зачем так делать? Сергей Борисович прилагает все усилия, чтобы найти замены, приглашает новые и интересные команды. Все впереди. Чем шире — тем лучше. 16 команд — это лучше, чем 10 российских. Тогда по существу было четырех клуба — ЦСКА, «Химки», УНИКС, «Локомотив». В остальном все было предсказуемо. А сейчас — нет. «Октябрь» может выстрелить, или «Автодор» вот ЦСКА обыграл. Я думаю, надо сказать Иванову спасибо. Единственное — из-за чего все немного пошатнулось — он стал почетным президентом. И у него теперь маловато времени. Но все равно спасибо ему за то, что он все это организовал.

Сергей Иванов

— В прошлом году вы разругались с РФБ после их заявления о незаконном участии УНИКСа в квалификации Евролиги. В каких вы отношениях сегодня?

— Слушайте, ну и помните вы все. Меня возмутило знаешь что? Что Европейцев — фамилия какая, видишь? — наложил на нас санкции. И так Европа санкции на нас накладывает, а тут еще и Европейцев. Сейчас у нас все окей с РФБ. Все всегда будет окей, пока мы им не платим деньги. Мы в хороших отношениях с Юлией Сергеевной Аникеевой, что нам делить? Есть договор с ВТБ о делегировании полномочий, подписала его Аникеева. Надо потерпеть год. Да, для существования РФБ нужны деньги — или хорошие связи. Нужно искать спонсоров. При Чернове мы ругались, но поборы с команды были не больше 8 млн. Сейчас они хотят от нас более 20 млн — за иностранных игроков, иностранных тренеров. Накручивают и накручивают.

Ну, если вы делегировали полномочия, то потерпите год. А там или хан умрет, или ишак сдохнет — как договоритесь. Но где мы возьмем 20 млн? Ладно еще мы, а другие? А Аникеева говорит: без этих денег мы не можем существовать. Ну тогда просите Министерство Спорта России, ищите бюджет. Федерация должна заниматься имиджем соревнования и поддерживать подготовку молодых кадров. Мы им что-то перечисляем за дубль — полтора миллиона. Остальные деньги просите у правительства, это имидж лиги и имидж страны. Много денег идет на Олимпиады, на Универсиады — отрывайте кусок. Значит, надо быть вхожим туда. Почему клубы, ни с того, ни с сего, должны доставать эти деньги? Вот из-за этого у РФБ и противоречия с ВТБ и клубами.

И еще вот, что хочу сказать по поводу Европейцева. Вместо того, чтобы поддержать УНИКС, на нас наложили санкции. Но это еще ладно. Но мы могли бы предыдущий сезон в Европе закончить гораздо лучше. У нас была игра с «Локомотивом» на выезде. После этого игра с Красноярском. А уже на второй день надо было вылететь на Канарские острова. Мы упрашивали всех, генеральный директор на наши просьбы: «Давайте перенесем матч в Красноярске, сдвинем его в конец сезона», — к сожалению, не отреагировал. Игрокам же надо восстановиться. Но нет. Мы летим в Красноярск, проигрываем там. Надо было бы послать туда УНИКС-2, проиграть, но остаться свежими для Европы. Но я поступил порядочно и отправил основу. Намучились там, проиграли с разницей в одно или два очка. Прилетели расстроенные сюда и сразу же в самолет — 31 час до Канарских островов через Европу. Чартер — 8−9 млн, таких возможностей у нас нет. И мы проиграли Канарам тоже. А через неделю более слабая команда, чем мы, разбомбила эти Канары с разрывом в 30 очков.

Но что касается всех этих судебных ковыряний с федераций — я против этого. Аникееву избрали большинством, мы все за нее голосовали. Хотя вот пермская федерация баскетбола, в которой большого баскетбола нет, начала все эти протесты и суды. Был бы у них «Урал-Грейт» до сих пор — тогда мы бы поняли. Но у них нет баскетбола. Как в Африке: «У вас министерства флота есть?» «Да.» «Зачем? У вас же моря нет».

— В 2013 году после скандала вокруг выборов РФБ и появления аудиозаписи переговоров Чернова и Ватутина, вы сказали: «Не предполагал, что отношения Чернова и Ватутина по-прежнему так близки».

— У меня с Ватутиным хорошие отношения. Мы уже столько работаем президентами, что я его трудности понимаю. У них большой бюджет, но и задачи соответствующие — надо быть первыми. Тут уже и ответственность за страну появляется. В этом плане я его поддерживаю. И те небольшие трения, которые, может быть, бывают из-за того, что ЦСКА такой непобедимый и несокрушимый — здесь уже наверное не в Ватутине дело. Судейство у нас хромает. Как хромало и при Чернове. И сложно в России победить ЦСКА. Но еще раз повторю, это не в ЦСКА дело.

Вот в прошлом году мы играем с ЦСКА, Единая лига ВТБ. Проигрываем с разрывом в пять очков. Второй матч — то же самое. Наш зал. Мы в нем очень часто обыгрывали ЦСКА, почти всегда — и при Чернове, в том числе. На выезде им проигрывали, здесь выигрывали, и на пятый матч в Москву можно было уже не ехать — все было ясно наперед. Сейчас же нам не дали выиграть вообще ни одного матча. Широков приехал в качестве болельщика, казался очень напряженным. Я ему говорю: «Пойдем, чаек попьем». «Нет-нет», — отвечает. И потом мы протест написали им. 13 явных судейских ошибок было. Они разбирали-разбирали, а потом прислали ответ: «Да, ошибок было много. Подтверждаем 6 из 13». 6 ошибок. Это нормальное судейство, вы считаете? 6! Это уже не ЦСКА касается, это касается в какой-то степени Единой лиги ВТБ и руководства. Есть вопросы. Нельзя так. Интерес теряется. И из-за этого у меня потом трибуны не заполняются. Три таких матчах — и все ясно. Зачем болельщики будут ходить на такое зрелище?

Марко Банич (слева)

САМЫЕ ПРОВАЛЬНЫЕ ТРАНСФЕРЫ УНИКСА

— Самый провальный трансфер УНИКСа за то время, что вы здесь работаете?

— Таких было два. Один — американец, Джексон. Это было лет пять назад. Мы его взяли и думали, что оторвем всем голову. А он на второй игре захромал — что-то не так с пальцами на ногах. Чего только ни делали, но ничего не помогало. В итоге мы с ним кое-как расстались. Но он ведь знал о своих проблемах, правильно? А медики наши прошлепали — что они, насквозь, что ли, его просветят? А контракт уже гарантирован, медкомиссию он прошел.

Второй провальный переход — Марко Банич. Я хотел взять именно этого игрока, охотился за ним года два-три, потому что он в сборной играл вместе с Марко Поповичем, который уже был у нас, — и мне очень хотелось воссоздать эту связку в УНИКСе. Мы его взяли, медицину он прошел, а на первой же тренировке захромал — оказалось, что у него была скрытая хроническая травма. Парень хороший, улыбался, контракт у нас с ним был на три года. Но расстались уже через год по-хорошему, сам написал заявление, что по сути скрыл от нас травму. А еще через год он приехал и чуть ли не консилиум начал собирать — туда, сюда. Но углубленный медицинский осмотр показал наличие хронической травмы. После этого он пошел в шестнадцатую команду Испании. И нам все говорили: «Смотрите, он же здоровый! А вы его отдали». Но хоть и бросок у него классный был, скорости не было вообще, ногу он тянул. В итоге судились мы с ним, до сих пор согласовываем вопросы по компенсации. Есть у нас заключение и ведущего иностранного медицинского эксперта, что Банич не мог не знать о своем хроническом заболевании. Больше у нас провальных трансферов не было.

— Бывали ли у вас игроки со сложным характером?

— Был такой американский разыгрывающий Тивайн МакКи. Не знаю, правда ли это, но помню, что в прессе как-то написали, что когда он еще играл в другой команде, у него в самолете сердце остановилось от алкоголя. Но мы рискнули и взяли его, и все было хорошо. Причем он всегда раскаивался, когда-то что-то не то делал, и после этого с удвоенной энергией играл.

Был еще очень оригинальный и интересный Эндрю Гаудлок. Сейчас он котируется очень хорошо. Хороший парень, часто вытаскивал матчи, публика его любила. Мы его и открыли для Европы, взяв из американской D-лиги. Да, ночные клубы любил, это было видно. Сейчас его «Фенербахче» с другими игроками «засняли» в каком-то баре прямо во время решающих игр. Но с молодежью такое бывает: то ярко играют, потом — посредственно, потом опять — ярко. Сложно понять, что у них в душе творится. Да и с русскими так же. У нас был один русский, не буду фамилию называть, так он то деньги занимал, то больничный брал. Как-то раз послал людей к нему домой с апельсинами — проведать, как он там. А он дверь не открывает. Кое-как достучались до него, заходят — а у него много пустых бутылок в квартире.

Понимаешь, к ним начальники команды, тренеры должны даже домой заходить. Проверять, принимать меры — и не жалеть. Надо штрафовать.

— Какой максимальный штраф в УНИКСе?

— Расторжение контракта, но до такого еще ни разу не доходило. А так — 500 долларов, 1000 долларов.

— Ну, с такими штрафами можно хоть каждый день кутить.

— Это да. Но после первого штрафа обычно никто больше не нарушает. А вообще, как говорится: «Если б молодость знала, если б старость бы могла». Надо брать и сравнительно молодых игроков, которые еще не избалованы огромными деньгами, и опытных. А опыт у них приходит после тридцати — а тут уже начинаются то колени, то операции. Сейчас мы немного пошли на омоложение. Большинству игроков — 26, 27 лет. Немножко рискуем.

«Я НЕ ХОТЕЛ БЫ ОТВЕЧАТЬ НА ЭТОТ ВОПРОС»

— Вы говорили, что ваш сын учится заграницей. Одна из многих претензий к российским чиновникам звучит так: они постоянно говорят о том, как хорошо в России, но при этом отправляют собственных детей в Европу или Америку. Почему ваш сын учится не в России?

— Ну, он все-таки и в России учился — до пятого класса. Он и сейчас, кстати, хочет вернуться в Россию после института. И даже его западные друзья хотят приехать в Россию. Они все считают, что наш президент Владимир Владимирович Путин — гений, лучший президент в мире. Я прямо удивился, когда узнал, что среди студенчества такое отношение к Путину. А почему после пятого класса мой сын учился уже не в России — ну, главное, чтобы хорошо знать языки, английский и французский. У нас тоже есть языковые школы, но все-таки это не то. Хотя дочь закончился школу в Казани, и тоже английский знает. Но у нее только разговорный, а сын вообще знает язык идеально.

— Вы сказали, что ваш сын работает вне штата и не получает зарплату. Но ваша дочь Ольга — в штате, получает зарплату и работает вице-президентом «Уникса». Многие считают, что вы превратили клуб в семейное предприятие.

Ольга Ахсанова — дочь Евгения Богачева

— Я не хотел бы отвечать на этот вопрос. Без комментариев.

«БЮДЖЕТ УНИКСА — ПОРЯДКА 600 МЛН. РУБЛЕЙ»

— Каков бюджет УНИКСа?

— Бюджет — порядка 600 млн рублей. Хотя в следующем сезоне нужно более 700 млн.

— Когда вы работали в Национальном банке, все говорили: Богачев заставляет местные банки спонсировать УНИКС. Вы и правда заставляли?

— Спонсорство банков — незначительное. Только один банк, «Татфондбанк», давал приличные деньги — 25−30 млн рублей в год. Остальные банки — по миллиону-полтора.

— Так почему они давали даже эти деньги? Не хотели расстраивать такого влиятельного человека?

— Я анализировал некоторые банки в этом плане. В целом, наши банки отдают в качестве спонсорской помощи кому бы то ни было около миллиарда рублей в год. Мы получали не более 60 млн рублей в год. То есть резервы у них гораздо больше. Так что все это банковское спонсорство — это было скорее для знамени. То есть я был председателем национального банка, и поэтому банки должны были хоть как-то участвовать в этой истории. Но суммы были скромные.

Часть средств клуб зарабатывает самостоятельно путем продажи абонементов, билетов, сдачи в аренду своих объектов. У нас прекрасная загородная база в поселке Васильево под Казанью. Круглый год там проводят сборы представители различных видов спорта, на уровне сборных команд страны.

«Я НЕ ОДИН ИЗ САМЫХ БОГАТЫХ, НО НЕ БЕДНЫЙ, ДА»

— Сейчас вы один из самых богатых людей Татарстана. Был ли в вашей жизни момент, когда у вас вообще не было денег?

— Я не один из самых богатых, но не бедный, да. Обеспеченный, и пенсия хорошая. А по поводу нехватки денег — даже когда я был уже заместителем министра, у меня постоянно не хватало денег. Зарплата у меня была 210 рублей. У нас было самое передовое министерство обслуживания населения в России — были швейники, трикотажники, обувщики. 35 тысяч работало. А сейчас китайцы все это заменили. Мы шили миллионы единиц одежды, одевали всех — не только Татарстан. И я тогда был вторым лицом министерства. Конечно, 210 рублей мне не хватало. Отдельные категории моих подчиненных получали до 1000 рублей. Кто-то — 500, 600.

У меня были друзья-рабочие, я иногда у них даже занимал.

— Когда все изменилось?

— Когда стал министром. Мне же никто не помогал с самого начала, надо было с нуля все создать, жирок нарастить. Сначала не было квартиры — мне дали комнатку с подселением. Потом, когда стал замом министра, появилась двухкомнатная квартира. Когда министром — трехкомнатная. Потом надо было обставить эту квартиру мебелью, которая стоило дорого. Так что никаких путешествий тогда не было. Хотя путевки для руководства были неплохие — в Сочи, в Крым, но я их иногда пропускал, потому что отпускные были хорошие, плюс премия, плюс помощь материальная к отпуску. Оставлял эти деньги, чтобы купить какую-нибудь мебель. А вот когда все это устроилось, тогда денег стало хватать.

— Что вы делали, чтобы ваш сын не вырос избалованным?

— Я воспитываю сына своим примером. Своим трудом. Я сам из Украины, окончил с медалью деревенскую школу в Житомирской области — как раз где сейчас бандеровцы и остальные, тогда никого не было. При Сталине подавили их всех после войны, все спрятались. После школы я пошел в пединститут в Житомире, где год проучился на физмате, а потом перевелся на второй курс в Казанский авиационный. Работал в Казани радио-механиком, рабочим, мастером, начальником цеха, главным инженером.

Я прошел все эту школу, у меня не было в Казани никаких родственников. Это не как сейчас бывает — раз, и ты министр в 25 лет. Раз — и комитет какой-нибудь возглавил. У меня было по-другому. Я рассказывал весь свой путь сыну, рассказывал, как все было устроено после войны. Какая была дружба народов — у нас в школе учились поляки, украинцы, евреи, русские. У нас не было «хохлов», «москалей», «кацапов». Был один народ, и мы все дружили. Все это я рассказывал сыну — чтобы не поддавался западным в том смысле, что у них же сейчас тоже идут трения — то арабы, то еще кто. Разжигают все это лидеры и секты. У меня разумный парень. Возможно, еще и потому, что я не один из тех, кто в 90-е захватил всю нефть и сейчас яхты покупает. У меня ничего этого не было. «Если ты будешь трудиться, ты всего добьешься», — вот, что я говорю сыну.

— Самая дорогая покупка в вашей жизни? Какой-нибудь автомобиль, например?

— Нет, у меня нет страсти покупать. Машина есть, но не новая — LandCruiser 200, б/у. Когда я был депутатом, нам завод в Тольятти продавал автомобили по себестоимости. Но я ею не пользовался, даже цвет не знал, потому что в то время уже была служебная машина. А та — стояла и стояла. А по поводу страсти — я природу люблю, охотой увлекаюсь. Есть ружья за 150 тысяч, например. Ну и квартира хорошая здесь в Казани.

«Я всегда был депутатом неосвобожденным — то есть работающим»

— Вы наверняка понимаете, как обычные люди в России относятся к депутатам — их никто не любит. Вас это напрягало, когда вы сами работали депутатом?

— Ну, надо понимать, что есть две категории депутатов. Освобожденные депутаты, которые человек 20−30, — это одна история. Они получают зарплаты на уровне министров и выше. А я всегда был депутатом неосвобожденным — то есть работающим. Депутатские в таком случае — копейки, меньше ста рублей. Только в последние созывы платили пару тысяч. Поэтому для меня это было бремя. И что значит, не любить меня как депутата? Они должны меня любить, наоборот. За все созывы я ни разу не шел по спискам. Знаешь, что такое списки?

Есть те, кто идет по партийным спискам, а есть одномандатные депутаты. Я — одномандатный. Часть депутатов всегда проходит по спискам. Допустим, «Единая Россия» дает списки депутатов на каждое место. Если за партию много голосов, их депутаты проходят. Никакой ответственности особо нет, только общая — потому что между собой они не конкурируют. У меня же ответственность была личная. У меня было, грубо говоря, пять конкурентов. Клеили плакаты, выступали, агитировали. Я всегда набирал достаточное количество голосов с первого раза. В борьбе. И те люди, которые меня избрали, они знают, что вот он я, Богачев. И они пишут мне — надо крышу сделать, а тут водопроводы сгнили, а тут надо человека на работу устроить, а тут ветерану войны надо с квартирой помочь. У меня были гигантские папки, и я пытался все решать в меру сил. И я не знал, как мне уйти. А те депутаты, что идут по спискам, — они сидят, все одобряют, и никто их даже не знает в лицо.

Я приезжал в поселок, люди говорят: водопровод сломался. «Я вам даю фамилии миллионеров, — говорю. — Которые рядом живут. Вот они пусть делают так, чтобы вода у всех была». Потом им пишу: «Сделайте». Для меня депутатство было ужасным трудом. Наобещаешь же, знаешь, в силу своей глупости. Все же обещают: поможем, решим, то, се. А потом это упирается знаешь в какие деньги? Пытаешься решить через бюджет, а там все ограничено. А я же председатель Национального банка — значит, сам должен где-то искать деньги. Просишь банки, просишь спонсоров. Так что если меня кто-то не любит — ну, пусть не любят. Но нельзя так говорить вообще обо всех депутатах. Люди разные везде. Много сынков, много родственников, да. Но и есть и другие. Да и от депутатов не так много зависит. Как говорится, гладко было на бумаге, но забыли про овраги.

— Учитывая, что вы с Украины, как вы относитесь ко всему тому, что сейчас происходит между Россией и Украиной?

— Это неожиданно, непредвиденно и непредсказуемо. Выпустили злого джина из бутылки. Я считаю, что русские и украинцы — это один народ. Владимир Владимирович Путин, кажется, недавно высказал ту же мысль, а на него набросились украинцы — нет, у нас своя нация. Я провел на Украине чуть меньше 17 лет. Родился в Курской области, а во время войны, в 1944 году, моего отца демобилизовали — и он заехал за нами и отвез на Украину, откуда был призван и где работал директором школы. И еще по пути война нас бомбила. С трех лет до окончания школы я жил там. И не видел никаких отличий между Россией и Украиной. Ну, песни только и стихи разные. Песни там были более интересными, мелодичными и лирическими, на мой взгляд, чем в России. Хотя русским языком я изначально увлекался очень сильно, несмотря на то что главным языком в школе был украинский. Но по русскому у нас была такая учительница, отличница киевского университета, что мы сразу все в этот язык влюбились. И мы перечитали всю классику, которую можно было найти в райцентре. Но песни украинские — они просто шикарные. Это лирика, это любовь. Они до сих пор звучат у меня дома.

Произошло невероятное — сейчас у нас резко осложнились отношения. У меня практически нет родственников на Украине, только двоюродная сестра в Житомирской области. Она русская на 100%. Долго работала директрисой школы и преподавательницей русской литературы. Сейчас на пенсии. Я ей помогаю немножко, потому что они бедные сейчас очень. Говорим по телефону. А когда общаешься с дальними-дальними родственниками, уже чувствуешь, как враждебные нотки появляются. Война есть война. Обе стороны виноваты, необходимо быстрее найти выход из создавшегося положения.

ОЦЕНИВАТЬ РАБОТУ НАБИУЛЛИНОЙ РАНО

— Как человек из банковской системы, как вы оцениваете работу Эльвиры Набиуллиной на посту председателя Центрального банка?

— Вот если бы ты спросил это, когда я еще работал в национальном банке, я бы наверное оценил более объективно. Сейчас, когда я в отставке, мне неудобно. Скажут: «Ушел и начал критиковать». Могу сказать, что пока рано оценивать ее работу. Если взглянуть на Европу, то Центральный банк как правило положительно влияет на развитие промышленности и потенциала страны. Это задача любого Центрального банка. Но еще до того, как пришла Эльвира Сахипзадовна Набиуллина, цель российского Центробанка звучала так: снизить инфляцию. Мы постоянно боролись с инфляцией все эти годы и хвастались этим, так что Эльвира Набиуллина тут не при чем, это началось еще до нее.

Вот, допустим, через два-три года инфляция будет 6%. Пройдет еще два-три года — 15−20%. «А мы не виноваты, — говорят нам. — Это нефть упала». При этом нефть падает, а цены на газ и на бензин у нас растут. Ну, покупайте, значит, в Европе, потому что даже там уже дешевле. Центробанк взял на себя непосильную ношу — регулировать инфляцию. Да никогда они не смогут этого сделать, потому что не от них это зависит. Сбивать инфляцию надо количеством товара. Товарообилие = цена упала. Вот путь, который надо выбрать. Мы ведь в свое время, когда я еще был министром, выпускали по четыре пары обуви на человека. В Европе выпускали по две. А потом мы все это уничтожили. Мы многое из того, что мы производили, сейчас, к сожалению, не производим — особенно это касается товаров народного потребления и продолжаем сворачивать остатки малого бизнеса. Для восстановления нашего огромного промышленного потенциала, для развития малого бизнеса нужны значительные долгосрочные кредитные ресурсы под малые проценты, вплоть до нуля, как это практикуется во многих западных странах. У нас же происходит наоборот. В результате мы в значительной мере теряем свой промышленный потенциал.

Но я не могу осуждать Эльвиру Набиуллину. Она получила такое наследство. Надо начинать импортозамещение, как сказал Путин. Я это приветствую. Еще раз хочу отметить, что нужно предоставлять льготы. Государство должно помогать, нам нужна отечественная продукция. А то вот я где-то прочитал недавно: «Началось импортозамещение. Мы отказались от продукции Германии и Польши. Теперь мы будем получать продукцию от Аргентины». Ну это что такое? И это преподносят как импортозамещение.

— Я могу спросить вас о первом браке? (В 1979 году в авиакатастрофе погибли первая жена и дочь Евгения Богачева — прим. Sports.ru).

— Да.

— Сколько вы к тому моменту были вместе?

— 15 лет.

— Сколько прошло времени, прежде чем вы пришли в себя?

— Это невозможно. В этом году исполняется 36 лет с того дня. Это невозможно. Работа помогала и продолжает помогать, с утра до ночи. Поездки, командировки — это отвлекало. Но все равно все это крутится в памяти. Это был счастливый брак. Мы были с одной институтской скамьи. Закончили Казанский Авиационный Институт, получали зарплату по 120 рублей. И дочь прекрасная. Но в жизни такое бывает: как только ты чего-то достигаешь, так все заканчивается. Поэтому гордыни не должно быть у людей.

Я стараюсь себя контролировать, чтобы у меня не появлялось никакой гордости — мол, я чего-то достиг. Это все ерунда. Все может разрушиться за один миг. Это как с банком. Да, работал 21 год, чего-то достиг — и что сейчас? Все это закрывают. Новая структура, оптимизация — промышленность сворачивается, и банки больше не нужны.

Так что да, не должно быть никакой гордыни. Главная гордость — это хорошая семья.

— В этом году вам исполнится 74 года. Есть ли что-то, что вы еще не успели сделать, но очень хотите?

— Очень многое я не успел и уже наверное не успею. Мы многое сделали для банковской системы, но вот это подчинение Новгороду нивелирует все мои труды. И сейчас я буду наблюдать, как эта банковская система будет хиреть. И мне жаль, что я никак не могу повлиять на эту ситуация. Такая обстановка в стране, не туда рулим.

А еще я жалею вот, о чем: если бы после института я пошел не в промышленность, а в бизнес, я бы сделал что-нибудь большое — не ради денег, а ради создания рабочих мест. Даже сейчас иногда хочется взяться за что-то такое, но возраст. Помню, в свое время в Казани создали Театр мод. К нам весь Союз приезжал на семинар. Мы ездили в Австрию, и вся Вена гудела от наших нарядов — и не только меховых. Можно было бы все это восстановить, создать рабочие места. Когда я только пришел в банк, я тоже их создавал — но потом все начало меняться, начали все сужать. Поэтому я жалею, что я не создал хорошее предприятие с достаточным количеством рабочих мест. В УНИКСе сейчас работает 150 человек. Но УНИКС — это хобби. А вот хорошее производство я уже создать не успею.

Виталий Суворов, Sports.ru