«Во время парада «Ливерпуля» закрылся дома». Спортивный генетик из Казани – о жизни в Англии

Учёный рассказал, что можно собрать суперспортсмена в пробирке.

Один из ведущих спортивных генетиков страны Ильдус Ахметов после шести лет работы в Поволжской академии спорта стал старшим преподавателем НИИ спорта Ливерпульского университета.

В интервью «БИЗНЕС Online» доктор медицинских наук рассказал как Англия переживает пандемию, когда появится вакцина и почему принимать допинг – бессмысленно.

«ЧЕРЕЗ ДВЕ-ТРИ НЕДЕЛИ АНГЛИЯ ВЫЙДЕТ НА ПИК И МОЖЕТ СТАТЬ КАК В ИТАЛИИ»

– Ильдус Ильясович, что сейчас происходит в Англии?

– Власти пытаются сдержать стремительный рост количества заражённых коронавирусом людей путём самоизоляции. Через две-три недели мы можем выйти на пик, и у нас может стать как в Италии или Испании. Но если все меры будут приняты правильно, пойдёт спад, как в Китае. Всё зависит от отношения людей и государства к проблеме.

– Карантин в Англии ввели всего несколько дней назад. Почему так поздно по сравнению с другими странами Европы?

– Это было связано с решением премьера Бориса Джонсона и его советников. Скорее всего, чтобы экономика не пострадала раньше времени. Джонсона многие учёные критиковали за промедление.

– При этом сам премьер заболел, а также министр здравоохранения и принц Чарльз…

– И это неудивительно. Они много с кем контактируют. И даже если до встречи с королевой и министром все проходили тест или измерение температуры, это не значило, что человек был здоров и не мог инфицировать. В литературе описан случай, когда пациент был госпитализирован с признаками коронавирусной инфекции, при этом трижды тест не показывал наличие вируса, и только на четвертый раз он был обнаружен, когда человеку стало совсем плохо. Поэтому слова Пескова, что к Путину допускают только после прохождения теста, не должны сильно обнадёживать. Я бы сказал, что первые лица и медработники больше всех рискуют заразиться.

– Люди в Англии сильно переживают складывающийся кризис?

– Не думаю. Народ и правительство были готовы к сильным изменениям. Людей разве что угнетает обязательство сидеть дома. В Ливерпуле, к примеру, уже неделю нет дождей, погода ясная, что большая редкость.

– Магазины?

– Здесь мы похожи с Россией. Не всё можно найти на прилавках, некоторые товары первой необходимости отсутствуют. Здесь работает принцип цепной реакции. Паникёры всё скупают, а остальные люди боятся, что паникёры всё скупят. И тоже идут всё скупать.

– На вас это как сказалось?

– Не сильно. Все мои лекции в этом семестре завершились как раз перед карантином. При этом нам необязательно работать в университете, так что я готов работать из дома, со студентами веду переписку по электронной почте. Наша лаборатория передала своё ПЦР-оборудование ливерпульской больнице, чтобы там нарастили объемы тестирования на коронавирус. В магазины я не хожу, час в день гуляю – это разрешено.

«СКОРЕЕ ВСЕГО, ВАКЦИНАЦИЯ ПРОТИВ КОРОНАВИРУСА НАЧНЁТСЯ К ВЕСНЕ-ЛЕТУ СЛЕДУЮЩЕГО ГОДА»

– Часто приходится слышать мнения, что не стоит бояться коронавируса. Мол, у 75 - 80 процентов людей болезнь протечёт в лёгкой форме. Так ли это?

– Эти цифры верны, но долг человечества – помочь остальным людям сохранить жизнь. Пока медики пытаются разработать эффективную схему лечения, нужно максимально ограничить пожилых людей, а также хронических больных любого возраста от контакта с вирусом. Паниковать не надо, но и недооценивать тоже. И лучше всего помогают самоизоляция и массовое тестирование на вирус.

– Появится ли вакцина, ведь были случаи повторного заболевания коронавирусом?

– Повторное заражение коронавирусом невозможно, это было доказано в недавнем эксперименте на макаках. А описанные в СМИ случаи якобы повторного заражения, на самом деле связаны с ошибками диагностики.

Что касается вакцины, то здесь очень важно, насколько быстро вирус мутирует.  Оказалось, что новый коронавирус мутирует медленно, по крайней мере, так считают американские учёные. Вывод основан на сравнении геномов вирусов, обнаруженных у китайских и американских пациентов. Ожидаемо, за время «прогулки» из Китая до США коронавирус немного изменился, но ученые насчитали не более 11 генетических мутаций, что говорит об относительной стабильности генома. Это хорошая новость. Дело в том, что если геном вируса стабилен, значит и вакцина будет длительного действия.

– Когда же может появиться такая вакцина?

– Несколько вакцин уже разработано, на подходе другие, многие ведущие центры этим занимаются. Но перед внедрением они должны пройти многоэтапную проверку на эффективность и безопасность. По самым лучшим прогнозам, вакцинация начнётся в конце этого года, но наиболее вероятно – весной или летом следующего года.

Хотел бы отметить, что уже опубликовано свыше 2,5 тысяч статей по теме нового коронавируса, ученые и медики стараются как можно быстрее поделиться своим опытом и знаниями. Инициированы десятки клинических испытаний с использованием как старых, так и новых препаратов. Однако ведущие эксперты предостерегают, что торопиться с их внедрением в широкую практику нельзя, пока они не проверены на эффективность и безопасность на нескольких независимых выборках. Эта спешка видна на примере того, что рекомендации ВОЗ и минздравов ряда стран постоянно меняются. Например, сначала ВОЗ рекомендовала не использовать ибупрофен для лечения больных, а потом в ВОЗ заявили, что ибупрофен применять всё-таки можно, но при условии, что пациент его нормально переносит. В итоге мы видим, что рекомендации обновляют чуть ли не каждую неделю.

– Вы верите, что в России на сегодняшний около 2 тысяч заражённых?

– Никто не отрицает, что реальные цифры выше. Собянин ещё на прошлой неделе говорил об этом Путину. В Великобритании официальные лица тоже заявляют, что количество заражённых может быть как минимум в пять раз больше.

Из-за нехватки ресурсов в Великобритании наблюдается избирательность в тестировании на коронавирус. Например, при наличии легких симптомов инфекции к пациенту местная скорая не приедет. Он должен изолироваться и следить за изменениями в самочувствии. В случае, если ему станет плохо, то его заберут в больницу, и только там сделают тест. Поэтому сейчас в больницы Великобритании попадают только те пациенты, которым тяжело.

К этому надо добавить, что у около 20 процентов людей любого возраста, будучи инфицированными, не проявляются никакие симптомы. Всё это говорит о том, что количество заражённых в России и Великобритании в несколько раз больше. Ведущие эпидемиологи рассчитали, что для быстрого завершения пандемии, необходимо начать тестировать всех подряд, причем еженедельно. И это не только тест на наличие вируса, но и тест на антитела, который показывает, переболел ли уже человек этой инфекцией. Пока это утопия, но если разработать домашнюю тест-систему, то тогда каждый взрослый человек сможет протестировать себя сам, и в случае положительного результата изолироваться. Кроме этого, сейчас инициированы масштабные исследования, которые позволят разработать тест на генетическую восприимчивость к коронавирусу. Этот тест поможет предсказать, по какому сценарию будет развиваться инфекция у конкретного пациента.  

«В АНГЛИИ Я НЕ ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ПРИЕЗЖИМ УЧЁНЫМ. ТУТ МНОГИЕ ТАКИЕ»

– Как вы оказались в Ливерпульском университете имени Джона Мурса?

– В университете требовался специалист, который бы взялся за развитие такого направления, как генетика физической активности. Здесь речь идёт не о профессиональном спорте, а о массовом спорте и фитнесе, поскольку в Великобритании не разрешают проводить генетическое тестирование детей до 18 лет. Соответственно, британцы не проводят спортивный отбор на основании генетики. Я понял, что мне нужен такой опыт. Здесь я преподаю на английском языке, у меня есть студенты-дипломники, которые выполняют научные проекты, ещё тут работают ведущие мировые учёные, по учебникам которых многие получают спортивное образование.

Существует академический рейтинг университетов мира, который составляют в Шанхае. В нём есть отдельный рейтинг по спортивным вузам, факультетам и НИИ. Ливерпульский университет имени Джона Мурса входит в десятку лучших в мире спортивных вузов, а всего в ежегодный шанхайский рейтинг попадает 300 спортивных научно-образовательных учреждений. В прошлом году в рейтинг попал 41 британский вуз. Мы соревнуемся с университетом Лафборо за лидерство в Великобритании. К сожалению, ни одного российского спортивного вуза и спортивного НИИ в этом списке нет. Скорее всего, из-за плохих наукометрических показателей.

– Вы говорите, что сами захотели работать в этом университете. А как вы устраивались?

– Я заявился и прошел конкурс в два этапа: сначала они отобрали трех кандидатов на основании резюме, а затем мы прошли очное собеседование плюс каждый претендент выступил перед всеми сотрудниками НИИ (более 70 человек) со своей программой по развитию направления. Выбрали меня, но у меня возникли проблемы с рабочей визой. В итоге спонсорский сертификат от университета был просрочен и университету пришлось заново объявить конкурс. Я его прошел повторно и смог приступить к работе на восемь месяцев позже, чем планировалось.

– Как относятся к приезжим учёным в Англии?

– В Англии я не чувствую себя приезжим ученым. Тут многие такие как я. У нас около 30 процентов всех учёных – иностранцы. Университету важно для качества науки и образования набирать лучших в своей области, откуда бы они не приехали. 

 «МОИ СТУДЕНТЫ МОГУТ МНЕ НАПИСАТЬ: «ПРИВЕТ, ИЛЬДУС». В РОССИИ ЭТО СЛОЖНО ПРЕДСТАВИТЬ»

– Чем отличаются британские студенты от российских?

– В России есть такие понятия как «поток» и «группа», а в ливерпульском университете только «поток», то есть студенты не разделены на группы и поэтому плохо знают друг друга, меньше заводят знакомств. Возможно поэтому они и не списывают друг у друга при сдаче курсовых или дипломных работ. Британские студенты также стесняются отвечать на лекциях, если задаешь в аудиторию вопрос, так бывает когда студенты плохо знают друг друга.

– А вы как общаетесь со студентами?

– Здесь всем преподавателям, даже директору НИИ, дают несколько первокурсников для кураторства. Эта функция наставника продолжается до тех пор, пока студенты не закончат обучение. Мне дали семь студентов. По сути, я им как папа, помогаю решать учебные и иные вопросы, а где-то перенаправляю в другие службы вуза. Студенты чувствуют опеку. Дистанция между студентом и преподавателем близкая, потому что преподаватели должны интересоваться проблемами своих подопечных, а разговор у них личный. У коллеги в соседнем кабинете есть даже коробка с бумажными салфетками, потому что его студентки иногда плачут, когда жалуются на проблемы. Любой студент может записаться через университетский портал к любому преподавателю на приём, ему необходимо выделить полчаса своего времени. Тут все студенты платят большие деньги за обучение, и мы должны оправдывать их ожидания во всём. В электронной переписке они могут написать: «Привет, Ильдус», хотя мы их учим соблюдать этику деловой переписки (правильно: уважаемый доктор Ахметов). В России такое сложно представить.

– И никогда такое не появится в России?

– Вряд ли в ближайшем будущем. У нас другой менталитет, у нас соблюдается профессиональная дистанция между студентом и преподавателем. Возможно, это правильно с позиции педагогической психологии.

«СПОРТИВНАЯ ГЕНЕТИКА ПОМОГАЕТ ВЫБРАТЬ РЕБЁНКУ НУЖНЫЙ ВИД СПОРТА»

– Как вы увлеклись спортивной генетикой?

– Началось с того, что, будучи студентом лечфака КГМУ, я увлекся и спортом, и генетикой. А в 2002 году возникла идея, что гены предопределяют спортивный талант, поскольку в одних видах спорта мои результаты росли быстро, а в других – медленно. В интернете проверил – оказалось, что такое направление уже существует, а зародилось оно в 1998 году в Англии. В России первые исследования в области спортивной генетики начал профессор Виктор Алексеевич Рогозкин. В том же 2002 году я приехал к нему на стажировку, он тогда занимал должность директора петербургского НИИ физической культуры. В 2004 году после окончания учебы я поступил к нему в аспирантуру. После защиты кандидатской диссертации в 2007 году я переехал в Москву по приглашению Всероссийского НИИ физической культуры и спорта, где я также занимался спортивной генетикой. В 2009 году я вернулся в Казань по приглашению проректора по науке КГМУ Андрея Павловича Киясова . Нужно было помочь открыть лабораторию молекулярной генетики. Это универсальная лаборатория, где наш коллектив занимался и продолжает заниматься разными проблемами, в том числе генетической обусловленностью талантов, генетикой ожирения и восприимчивостью к ВИЧ-инфекции. Собственно, отсюда у меня интерес к вирусам.

Ну, а в 2011 году Юсуп Диганшеевич Якубов (ректор Поволжской академии спорта – ред.) пригласил меня открыть в Поволжской академии спорта учебно-научный центр. Примерно в это же время я стал консультантом федерального медико-биологического агентства, которое отвечает за медицинское обеспечение подготовки сборных команд России. Шесть лет я проработал в Поволжской академии, организовал работу пяти научных лабораторий, начал преподавать студентам спортивную генетику. После этого понял, что надо двигаться дальше к ведущим профилированным вузам мира.

– Помните своё первое исследование?

– Провёл его в студенческие годы. Сначала прошёл стажировку в Казани, Уфе и Санкт-Петербурге, потом нашел спонсора для закупки реактивов, и наконец получил доступ к спортсменам, выступающим на чемпионате мира по гиревому спорту. В аспирантуре мне повезло, что моим научным руководителем стал профессор Виктор Рогозкин. Он был и продолжает быть примером для многих ученых. Ему недавно исполнилось 92 года, и он продолжает публиковать научные статьи в солидных журналах. Виктор Алексеевич даже в советское время печатался за рубежом и постоянно говорил, чтобы его сотрудники печатались тоже главным образом в зарубежных журналах.

Первое время в Питере мне приходилось подрабатывать, чтобы себя обеспечить всем необходимым, родители тоже помогали. Это отнимало время, и я не мог заниматься наукой. Спустя четыре месяца научный руководитель подключил к своему гранту, чтобы я перестал работать и занялся наукой. Вероятно, эта помощь стала для моей научной карьеры ключевой, потому что с тех пор я практически поселился в лаборатории.

– Что вы там делали?

– Мы ездили по стране и собирали образцы слюны спортсменов разного уровня, из этих проб мы выделяли ДНК, а затем анализировали структурные особенности конкретных генов. Эти особенности затем соотносили со спортивной успешностью. К концу моей аспирантуры мы набрали около 2 тысяч проб спортсменов. Далее выявляли закономерности, а результаты публиковали. Моя первая статья была написана на английском языке, и я потратил очень много сил и времени на её написание. От своих российских учеников я требую тоже самое. Еще мне повезло, что профессор Рогозкин находил средства для поездок на международные конгрессы по спортивной науке, чтобы я там знакомился с учёными и заводил контакты. Многие из тех знакомств переросли в практическое сотрудничество и публикации.

– К каким выводам вы тогда пришли, изучив гены двух тысяч спортсменов?

– В те годы мы выявили связь 10 генов с предрасположенностью к занятиям спортом. Эта информация может помочь с подбором вида спорта. По сути, спортивная генетика оказывает помощь в подборе ребёнку того вида спорта, в котором он преуспеет.

– А на профессиональном уровне?

– Когда человек уже определился с видом спорта, задача специалиста заключается в повышении его спортивных результатов за счёт подбора правильной методики тренировки и питания на основании генетического анализа. Есть ещё и третья задача спортивной генетики – профилактика травм и патологий. В футболе каким бы ты талантливым ни был, если тебя изводят травмы, ты быстро закончишь карьеру. Нужно сразу же определить склонность к травмам у человека и в дальнейшем учитывать.

 «СОВРЕМЕННЫЕ ЛАБОРАТОРИИ МОГУТ ВЫРАЩИВАТЬ ДЕТЕЙ С ИЗМЕНЁННЫМИ ГЕНАМИ»

– В одном из интервью вы говорили, что спортивная генетика – очень молодая наука. За 16 лет с начала вашей деятельности случились глобальные изменения в работе?

– Конечно. Увеличилось количество изучаемых параметров. С помощью полногеномных технологий мы можем проанализировать сотни тысяч генетических маркёров, которые влияют на всевозможные физические и психические качества человека. Каждый год количество открытых «генов спорта» увеличивается. Это значит, что точность прогнозов у нас тоже повышается. С каждым годом мы начинаем приближать спортивную генетику к разряду точных наук. Уровень работы моей аспирантки, которой предстоит в этом году защитить кандидатскую диссертацию, превышает уровень моей докторской диссертации, которую я защитил в 2010 году.

– А могут генетики собрать суперспортсмена в пробирке?

– Такая возможность существует. Берешь половые клетки, вызываешь в них одну-две мутации с мощным эффектом и проводишь экстракорпоральное оплодотворение. И вырастает человек с мощными мышцами либо отличной выносливостью.

Примерно похожее сделал полтора года назад китайский ученый, который вызывал мутации в гене CCR5 у двух девочек-близняшек для профилактики ВИЧ-инфекции (речь о китайском учёном Хэ Цзянькуе, который помог вырастить первых в мире людей с искусственно изменёнными генами. Он хотел придать организму невосприимчивость к ВИЧ. По результатам эксперимента у одной из девочек обе копии нужного гена CCR5 были изменены, что делает невозможным попадание вируса в клетки. У второй изменилась только одна копия, то есть она не получила полноценный иммунитет к ВИЧ, – ред.).

В Китае мне генетик рассказывал, что их правительство поощряет создание семей, где оба супруга профессиональные спортсмены. Таким семьи пользуются льготами, так как у них рождаются очень одаренные дети. Но это естественная селекция, а вот с близняшками всё иначе, там идет модификация на уровне эмбриона и еще непонятны последствия. И общественность была шокирована. В конце прошлого года власти Китая его приговорили к трём годам лишения свободы. Нет сомнений, что современные лаборатории могут выращивать детей с изменёнными генами. Просто это неэтично и крайне опасно для здоровья, это также будет считаться допингом, а выявленных генетически модифицированных спортсменов не будут допускать к соревнованиям.

«ДОПИНГ ПРИНИМАТЬ БЕССМЫСЛЕННО, НАУКА ВСЁ ВЫЧИСЛИТ»

– А если говорить о более реальном допинге. Как в Англии реагировали на зимние новости с отстранением России из-за допинг-скандала?

– У нас в НИИ несколько ученых занимаются изучением допинга. Но у них научные задачи, политику они не обсуждают, им это неинтересно.

– Какова роль спортивной генетики в допинге?

– Она должна предотвращать применение любых форм допинга. Генетический тест указывает на слабые и сильные стороны человека. Исходя из этой информации, врач и тренер должны корректировать методику подготовки своего подопечного. Диагностика также может показать в каком амплуа спортсмену лучше выступать, какую тактику на соревновании выбрать, например, лучше стать полузащитником, чем нападающим, плыть дистанции 200 - 400 метров, а не 50 - 100, в единоборствах придерживаться контратакующего стиля и тому подобное.

– Можно ли обмануть на допинг-тестах?

– Если только речь о новом допинге, а методика его обнаружения еще не разработана. Но пробы мочи и крови профессиональных спортсменов замораживаются как минимум на 10 лет. Их рано или поздно перепроверят, соответственно, спортсмен лишится медалей, пострадает его репутация.

Сейчас наука настолько продвинулась, что уже по моче можно понять, какой вид физической активности у человека, например, занимается ли он силовыми видами спорта или является стайером, либо ведет пассивный образ жизни. Подмена мочи будет легко обнаружена, тем более там и ДНК можно найти. Методов определения допинга становится всё больше. Точно никому не стоит пытаться применить допинг, полагаясь на авось. Наука всё равно вычислит.

«ПРЕИМУЩЕСТВО РОССИЙСКИХ СПОРТИВНЫХ ГЕНЕТИКОВ – ДОСТУП К ЛУЧШИМ СПОРТСМЕНАМ СТРАНЫ»

– Как в России обстоят дела со спортивной генетикой?

– Здесь мы, кстати, одни из мировых лидеров. Англия отстаёт по этой части, но связано это с регламентированием научных исследований. ФМБА очень хорошо финансируется по направлению спортивной генетики. Я продолжаю сотрудничать с этим агентством. Мы ведем несколько крупных проектов, данных так много, что на их обработку потребуются годы. Появляется всё больше людей, которые занимаются спортивной генетикой в России.

Официальные лидеры в этом направлении науки – Россия, Австралия и США. Великобритания и Япония входят в пятёрку. Неформальный лидер – Китай. Но они закрыли от мира свои уникальные результаты исследований, ссылаясь на интересы государства. Они публикуют работы только по уже известным генам.

– От ФМБА нет прессинга, что вы как один из ведущих сотрудников поехали в другую страну? Перед глазами пример Китая, где всё скрывается.

– Нет, конечно. ФМБА и ливерпульский университет ставят разные задачи. ФМБА заинтересовано в спорте высших достижений, а мой университет – в массовом спорте и фитнесе. Как я уже сказал, в Великобритании нельзя проводить генетическое тестирование детей, чтобы отдать их в какой-либо вид спорта, поэтому все внимание сконцентрировано на взрослых и неспортивных людях, которым надо помочь похудеть и нарастить мышечную массу.

– Среди ваших коллег в России много, кто пошёл по вашему пути?

– Тут, к сожалению, основная проблема в языке. Из-за языкового барьера многие талантливые спортивные ученые не могут уехать в Европу или Америку. 

– Сколько всего спортивных генетиков в России?

– Наиболее активно спортивной генетикой занимаются не более 10 человек. Преимущество России заключается в наличии полногеномных технологий и большой коллекции ДНК спортсменов, их у нас более 8000. У нас нет проблем с доступом к элитным спортсменам, их генетическому материалу, как это наблюдается во многих странах.

– А у наших спортсменов нет в связи с этим каких-то колебаний? Условная Алина Загитова в 15 лет стала олимпийской чемпионкой, пошла навстречу науке и сдала генетический анализ?

– Это делается на добровольной основе, спортсмены подписывают информированное согласие, но по большей части они могут и не помнить о том, что их тестировали. Я когда преподавал в Поволжской академии спорта, у нас были магистранты, входящие в разные сборные России. Я у них спрашивал, в курсе ли они о том, что прошли в Москве генетический тест? В основном они отвечали, что не помнят о сдаче анализа ДНК, потому что сдавали много анализов, они к этому привыкли. После занятий по спортивной генетике им было интересно ознакомиться с результатами тестирования из моей базы данных, и получить рекомендации.

СКОЛЬКО СТОИТ КИЛОГРАММ ГРЕЧКИ В АНГЛИИ, А СКОЛЬКО ГОД ОБУЧЕНИЯ В ЛИВЕРПУЛЬСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ?

– Вы постоянно живёте в Англии?

– Да, уже второй год. Я снимаю квартиру недалеко от университета – в 15 минутах ходьбы. В 30 метрах от дома – фитнес-центр, до «Энфилда» – домашнего стадиона «Ливерпуля» –  всего 25 минут пешком. Недалеко расположен продуктовый магазин «Балтика». гречку и другие товары из России, Беларуси, Украины и балтийских стран можно купить только у них.

– Сколько стоит?

– Килограмм примерно 225 рублей. В несколько раз дороже, чем в России.

– Всё дороже…

– Да, здесь ещё очень большие налоги. С моей зарплаты удерживается 40 процентов. Поэтому-то если ученые сюда и переезжают, то только ради науки. Если хочешь заработать денег на науке, то езжать надо в Штаты.

– По сравнению с Россией вы сильно выиграли в деньгах?

– Не сильно. Я здесь ради науки и нового опыта.

– Сколько вы тратите за съём квартиры?

– 500 фунтов (по текущему курсу около 50 тыс рублей, – ред.), продукты в полтора раза дороже, чем в Казани, отопление дорогое. Если помещение приходится отапливать электрическими обогревателями, то счёт только за электроэнергию может составить 20 тысяч рублей в месяц. Сотовая связь с мобильным интернетом стоит 950 рублей.

– Стоимость обучения в Ливерпульском университете в год составляет около 900 тыс рублей. Даже для Англии это много?

– Мои студенты говорят, что для родителей найти такую сумму непросто, поэтому большинство студентов подрабатывают. Для большинства населения Англии обучать в вузе – это роскошь.

«В АНГЛИИ НЕ ХВАТАЕТ РУССКОЙ И ТАТАРСКОЙ КУХНИ»

– Правда, что Ливерпуль – это дождливый и серый город?

– Количество осадков здесь в полтора раза больше, чем в Казани. Влажность видна во всём. Многие здания покрыты плесенью, как и старые деревья, а с ней особо и не борются, только если она появляется в жилище. Пасмурная погода, конечно же, влияет на настроение людей, недели пасмурной погоды без солнца угнетают, но пишут, что такая погода стимулирует творческую активность.

Ещё я заметил, что зонтиками здесь местные жители не пользуются, а набрасывают капюшоны и идут дальше при любом дожде. Зонты здесь быстро ломаются – ветер сильный. Если видишь кого-то с зонтом, значит это, скорее всего, турист. Положительный момент дождливой погоды и влажности – в отсутствии пыли. Можно месяцами ходить в обуви и не чистить её – не испачкается. Машины тоже очень редко моют, асфальт чистый.

– Англичане высокомерные?

– Зависит от города. В Лондоне люди более важные, а в Ливерпуле более простые. Стиль одежды у всех – casual. На первое собрание сотрудников НИИ я надел костюм. И я один был в нём, остальные пришли в джинсах, футболках и толстовках, директор не исключение. В другой раз я надел костюм, когда у студентов был экзамен. И опять я один был такой. Председатель экзаменационной комиссии вообще пришёл в шортах. С тех пор я больше не надевал костюм в Англии. Здесь люди не обращают внимания на то, кто во что одет и на какой машине ездит. Всё гораздо проще. В России же надо показать свой хороший достаток внешними атрибутами.

– Прошлым летом «Ливерпуль» выиграл Лигу чемпионов и устроил в городе парад, в котором приняли участие 750 тысяч человек. Вы были среди них?

– Нет, я в это время закрылся дома и занимался наукой. Я слежу за спортивными событиями в мире, люблю читать аналитические материалы после прошедших матчей или соревнований, но сильного стремления попасть на стадион или на празднование у меня нет. И всё же тогда тот парад было слышно отовсюду.

– Чего вам как русскому и татарскому человеку не хватает в Англии?

– Наша татарская и русская кухня – особенные. В кафе придёшь – можно наесться. Здесь же сложно наесться нормальной едой. Для меня это блюда из мяса, риса, гречки, картошки и теста. А здесь приходится либо искать качественную пиццу, либо пойти в курдское или турецкое кафе. Ещё не хватает соотечественников. В Ливерпуле не так много русскоговорящих людей, как в Лондоне. По моим оценкам, в ливерпульских вузах работает около 15 выходцев из России. Так что я всегда рад, когда кто-нибудь из моих российских коллег приезжает ко мне в гости, здесь есть на что посмотреть.