Станислав Ерёмин: «УНИКС должен был два раза стать чемпионом. Это всем известно, ходит из уст в уста»

Помешали «хитрые» соперники.

В этом сезоне в УНИКС вернулся Станислав Ерёмин, который в связке с президентом клуба Евгением Богачёвым помог казанцам стать топ-клубом в начале нулевых. Тогда команда выиграла первый европейский трофей - Кубок чемпионов ФИБА, добавила к нему Кубок России, серебряные и бронзовые медали чемпионата России. Совсем новенький «Баскет-холл» собирал аншлаг за аншлагом.

Возвращение в УНИКС для Ерёмина – не первое. Он уже работал в клубе в сезоне 2012/13 – сначала как вице-президент по спортивной работе, затем как главный тренер. С тех пор пути специалиста и клуба не пересекались восемь лет. Ерёмин перешёл на административную работу, работал в Санкт-Петербурге и Екатеринбурге. И вот недавно УНИКС объявил, что он стал советником Богачёва по вопросам детско-юношеского баскетбола.

В интервью «БИЗНЕС Online» Ерёмин рассказал, что хочет выстроить в Казани пирамиду для подготовки молодых игроков, вспомнил, как УНИКСу дважды не позволили стать чемпионом и объяснил, как «чуйка» отличает великих тренеров от просто хороших.

«Я МОГ БЫ ТРЕНИРОВАТЬ, НО…»

– Станислав Георгиевич, вы стали советником президента УНИКСа по детско-юношескому баскетболу. Что скрыто за этой должностью?

– В последнее время было немало замечаний в адрес УНИКСа, что клуб уделяет мало внимания подготовке молодых игроков. Конечно, они были несправедливы на 100 процентов, так как работа всё-таки велась. Но клубу не хватало в этом моменте некоторой системности, и мы обсуждали это с Евгением Борисовичем и Ольгой Евгеньевной. Я не питаю больших иллюзий, что вот меня назначили – и сейчас мы всё перевернём. Главное для меня сейчас – запустить маховик и начать формировать пирамиду, которая могла бы готовить нам игроков в Казани.

– Мотивы УНИКСа здесь понятны: вы – признанный специалист, а в детско-юношеском баскетболе много работы. А для чего это вам?

– Ответ предельно простой: Казань для меня родной город. Да и жена у меня отсюда.

– Кстати, недавно у вас родился сын. Тяжело решиться на такой шаг в вашем возрасте? Всё-таки вам 70.

– Что могу сказать – дурак! (Смеётся). Это мой третий сын. Старший живёт в США, он признанный фотограф в Атланте. Средний учится в МГУ, он одарённый математик. Но, к сожалению, из-за занятости в баскетболе я почти не видел, как они росли. С младшим же у меня есть шанс исправить это – сколько Бог даст времени...

– Вернуться к работе главным тренером или менеджером/директором в клубе вы морально не готовы? Тогда времени на сына уже не останется.

– Теоретически я мог бы тренировать. Поверьте мне, я разбираюсь в баскетболе ничуть не хуже, чем многие тренеры, которые сейчас на высоком уровне. Но в то же время я не авантюрист. Во-первых, тренерская работа требует тысячи процентов отдачи, а мне в 70 лет это уже физически сложно.

Во-вторых, со временем я понял, что перестал чувствовать молодое поколение. У него сейчас другие ценности. Это проблема не только моя, но и всех возрастных тренеров в целом. Тренер ведь должен быть единым целом с командой.

В-третьих, сейчас в командах увеличилось число иностранцев, а у них совсем другая ментальность. Мне было бы сложно работать в таких условиях. Неслучайно в наших клубах работают преимущественно иностранные тренеры.

Когда я понял все эти моменты, я попытался перейти на административную работу. До недавнего времени я был президентом «Урала», работал в Екатеринбурге. Хотелось создать профессиональную команду на уровне Единой лиги ВТБ, но, к сожалению, не получилось. Не удалось объединить все силы, которые там были, – помешали амбиции отдельных руководителей.

– Вы продолжаете возглавлять тренерский совет РФБ?

– Да, я председатель.

– Какая у вас была позиция по тренеру сборной России? Контракт у Сергея Базаревича подошёл к концу, и команду возглавил Зоран Лукич из «Нижнего Новгорода».

– Сначала отмечу, что тренерский совет – это прежде всего рекомендательный орган. Это не мы выбираем кандидата, а нам предлагают варианты. Мы высказываем своё мнение исполкому РФБ во главе с президентом, а решение принимают уже они. Во многих случаях наше мнение учитывается, но понятно, что не во всех.

Если говорить о главном тренере, Лукич был единственный кандидатурой. Мы её поддержали, так как он уже давно работает в России и зарекомендовал себя как специалист, умеющий раскрывать молодых российских игроков.

– Вернёмся к УНИКСу. В последний раз вы работали в Казани в 2013 году. С тех пор вы оставались на связи с Евгением Богачёвым – или у вас был перерыв в общении?

– Я надеюсь, что нас с Евгением Борисовичем связывают не просто отношения «руководитель – подчиненный», но и дружба. Всё-таки я столько лет проработал в УНИКСе. Если посмотреть под своды «Баскет-холла», то достаточно много трофеев было выиграно при мне. Это первые победы в кубках и еврокубках, это серебряные и бронзовые медали чемпионата.

Обычно говорят: чтобы вырастить интеллигента, нужно как минимум пять поколений. А мы добились таких успехов буквально за пять лет. Когда я подписывал контракт с УНИКСом, многие мне звонили и говорили: «Куда ты едешь? Какой ещё Казахстан? Что это такое?» И на такие мнения не надо обижаться. Действительно, в те времена Казань была далеко не той, что сейчас. Пара ресторанов да пара гостиниц. А сейчас какая она красавица! С кем не говорю, всем советую посетить Казань. Какой же обалденный город! А какие команды! Футбол, хоккей, баскетбол, волейбол – на такой уровень поднялись! 

Если говорить об Евгении Борисовиче, мне кажется, что я его в основном не подводил. Да, в последний год работы, когда я был главным тренером, был очень важный матч в Питере. И один из наших лучших игроков на последней секунде не забил из-под кольца. В итоге мы проиграли и впервые остались без медалей чемпионата. Контракт со мной не был продлён. Такая вот тренерская судьба... Мне Евгений Борисович тогда сказал: «Вот если бы выиграл, я бы на пару лет заключил с тобой контракт». Но что случилось, то случилось. Думаю, что жизнь правильно расставляет акценты. Раз не залетел мяч, надо анализировать не этот эпизод, а смотреть шире и более глубоко разобраться что же произошло.

– Неприятный осадок после этого увольнения остался?

– Остался, но мы взрослые люди. Сейчас я уже не вспоминаю об этой истории.

«СЕЙЧАС МНОГИЕ ХОТЯТ ПЕРЕПИСАТЬ ИСТОРИЮ»

– Можете вспомнить свою первую встречу с Богачёвым?

– Я заканчивал сезон 1999/2000 в ЦСКА. Мы проиграли на европейской арене и пошли разговоры, что Ерёмина пора бы его менять. Я уважал Александра Яковлевича Гомельского, это было его право так думать. А в Казани в тот год проходил Матч звёзд. Там я и познакомился с Евгением Борисовичем. Он мне сказал, что в случае чего готов увидеть меня в УНИКСе.

ЦСКА тогда курировал Михаил Прохоров. После сезона он меня вызвал к себе и сказал: «Конечно, вопросы к вашей работе были, но я не планировал расставаться с вами. Но раз вы сами принимаете такое решение, я его принимаю». Потом он спросил, ухожу ли я куда-нибудь. Говорю, что нет. В предметные разговоры с УНИКСом я ещё не вступал. Он мне ответил: «До тех пор, пока не найдёте новое место, готов выплачивать 50 процентов от вашей зарплаты». То есть отнесся ко мне уважительно, а не просто так выбросил. Никаких дополнительных денег я, конечно, так и не взял, но этот жест оценил. Затем я перешёл в УНИКС.

– Вы уже тогда были опытным тренером, имели свои взгляды на работу. И вдруг вы сталкиваетесь с Богачёвым, который любит погружаться во все процессы, в том числе тренерские. Не происходило ли на этой почве у вас столкновений?

– Конечно, были тёрки. Можно вспомнить случаи, когда я категорически против игрока, а он брал и привозил его. Месяц после этого не разговаривали. Как-то в одном из споров я ему сказал, что это я отвечаю за результат в клубе. А он говорит мне: «Нет, это я отвечаю перед болельщиками и руководством республики». И он был прав. Когда такой локомотив, как Евгений Борисович, тащит на себе целый состав вагонов, это нужно принимать. У него обалденная харизма и, как мне кажется, важная лидерская черта. Чем сложнее ситуация, тем больше он собран и мобилизован. Он математик же, у него сразу включается компьютер. Он не переживает, не ищет виноватых, как это делают большинство в таких ситуациях, а бьётся до последнего.

Ещё у Евгения Борисовича есть такая черта, как дальновидность. Таким же был Гомельский. Иногда с такими людьми разговариваешь и не понимаешь: «Блин, да о чём он говорит? Что же он несёт?» И только по прошествии времени понимаешь, о чём именно они говорили, и удивляешься их точности и мудрости.

– И сейчас, и тогда УНИКС ставил перед собой высокие цели. Но насколько они были реализуемы? Под вашим руководством команда была близка к победе в чемпионате России?

– Была два раза. Это всем известно, ходит из уст в уста. У нас была хорошая команда с Штомбергасом, Жукаускасом, Мююрсеппом, Петей Самойленко и другими. К сожалению, повлиял определённый фактор, который мы недооценили.

– Вы выбрали очень обтекаемую формулировку, но давайте уточним. Это тот самый фактор, который УНИКС мог перевесить только за пределами площадки? Чемпион определялся заранее и получал трофей от судей?

– Могу лишь повторить, что мы должны были два раза стать чемпионами. И, на мой взгляд, были не слабее тех команд, которые в итоге брали титулы.

– Вы говорите о финалах с ЦСКА и «Урал-Грейтом». Тогда вы и игроки верили, что можете обыграть соперника? Или сразу понимали, что ничего не выйдет, не дадут судьи?

– Конечно, верили. У Евгения Борисовича до сих пор осталась мечта выиграть чемпионство и, наверно, шрамики на сердце из-за того, что это не удалось. Противники оказались хитрее.

Со временем я укрепился во мнении, что нам надо было сохранить ту команду. Но у нас в баскетболе как? Иногда для победы мало построить свою команду – надо поломать чужую. ЦСКА взял ряд наших игроков, в том числе Мююрсеппа, и я могу сказать, что все эти игроки на самом деле не были нужны армейцам. Им важно было просто забрать у нас лидеров и заставить нас перестраивать команду.

Тогда мне нужно было проявить настойчивость в разговорах с Евгением Борисовичем. Я его с января месяца упрашивал подписать новые контракты с игроками. Он просил подождать. Так мы дотянули до марта-апреля, потом получили от игроков устные обещания – и успокоились. Но обещать – не жениться. В итоге все ушли в ЦСКА.

Потом с моей стороны был другой просчёт. Мне везло с игроками, и я уже начал думать, что так будет всегда, что глаз наметан. Успокоился и допустил ряд селекционных ошибок, выстраивая новую команду.

– У вас была депрессия после всех этих событий? Хотелось всё бросить?

– Настроение было не лучшим, но жизнь продолжалась.

– До УНИКСа вы работали в ЦСКА и, можно сказать, были по ту сторону баррикад. При вас армейцы становились чемпионами девять раз. Вы добывали победы таким же образом?

– Сейчас многие хотят переписать историю и принижают наши заслуги. Когда в начале 90-х Иван Иванович Едешко и я взяли ЦСКА, мы собирали команду по крупицам. Мало кто помнит, что ЦСКА тогда уже не обладал таким огромным ресурсом, который был в 70-80-е. Мы не могли предложить особых условий, а брали что было – и пытались выиграть. Постепенно, год за годом что-то выстроили. Конечно, у нас не было такой конкуренции, как сейчас в Единой лиге ВТБ и Евролиге. Но каждый год был как минимум один претендент, чтобы нас столкнуть. То «Динамо», то «Автодор».

Приведу пример из тех времён. Мы выиграли в пятом матче серии плей-офф. Ко мне подошёл руководитель клуба-соперника и сказал: «Стас, я столько вложился в этот матч, что вы не то, что не должны были выиграть – вы вообще не должны были перейти на нашу половину площадки!» Понимаете? Не должны были перейти центральную линию! И вот в таких условиях мы выигрывали чемпионаты.

– Другими словами, ваш ЦСКА сильно отличался от того ЦСКА, который затем играл с УНИКСом.

– Можно сказать так. В нулевые у армейцев были совершенно другие возможности. Сербы мне рассказывали одну историю. Когда Душан Ивкович проработал первый год в ЦСКА, его спросили, какой бюджет у клуба. Он ответил: «Бюджета нет». Что он имел ввиду? Денег было так много, что кого попросишь – того и дадут. Есть какая-то ступень, когда финансы прямо пропорциональны результату. Допустим, у тебя 10 миллионов – ты играешь одним образом. 20 миллионов – чуть лучше. И так далее. А когда у тебя 100 или 150 миллионов, это уже не влияет так на результат. Какая разница, вода на метр или на 25 метров над головой поднялась?

– В ваше время какой бюджет был у УНИКСа?

– Солидный, но думаю, что мы уступали и ЦСКА, и «Урал-Грейту».

«МЫ ПРОИГРАЛИ БИЗНЕС-ВОЙНУ АГЕНТАМ»

– Вы своими глазами видели, как УНИКС превратился из почти студенческой команды в гранд российского баскетбола. Отправная точка в этом переходе – открытие «Баскет-холла». Можете вспомнить, как открывалась арена?

– Помню, как стоял прямо вот здесь (интервью записано в «Баскет-холле» – ред.) на церемонии закладки камня. На ней были Шаймиев, Богачёв, ещё приехал министр спорта Фетисов. Я слушал все громкие речи и, честно говоря, не верил. Как советский человек я думал, что не доживу до того времени, когда зал всё-таки построят. И какое у меня было счастье и удовольствие, когда такого красавца всё-таки построили!

– Вы чувствовали, что в то время город жил баскетболом?

– Честно говоря, я жил на площадке и не обращал внимания, что происходит за её пределами. Но аура была положительная. Тренер всегда это чувствует спиной. Не говорю, что зал каждый раз заполнялся до отказа, но когда приезжали ЦСКА и другие статусные соперники, арена была полная, включая верхний ярус.

– Казанцев увлекла как раз та команда, которая играла в финалах с ЦСКА и «Урал-Грейтом», добыла Кубок России, выиграла Кубок чемпионов ФИБА. Как её разобрали, вы уже вспомнили. А как её собирали?

– Постепенно. А что сейчас? Люди, которые вкладываются в баскетбол, не хотят ждать шесть-семь лет. Они хотят победу если не сегодня, то завтра. Я столкнулся с этим в том же Екатеринбурге. Мне говорят: «Допустим, мы создадим команду – а ЦСКА обыграем?» Отвечаю: «Нет». «А когда сможем?» «Через пять-шесть лет». Всё, разговор на этом закончен. Легче вложиться в условные бои без правил, где можно получить быстрый результат.

В УНИКСе я пользовался свои личными связями, которые успел наработать в ЦСКА и сборной, и приглашал знакомых мне игроков – Пашутина, Кубракова, Куделина, Юдина, Чикалкина... Мююрсеппа, к примеру, я знал ещё с тех времён, когда тренировал юношескую сборную СНГ. Я смело могу назвать его одним из самых любимых игроков. Он мог закрыть любую позицию на площадке. Да, мог погулять, расслабиться, но на следующий день всегда был в строю. Согласился перейти в УНИКС он не сразу. К нему тогда присматривались серьёзные греческие клубы – «Панатинаикос» и «Олимпиакос». Но я всё-таки его уговорил. Штомбергаса я подсмотрел на чемпионате Европы и долго его вёл. Мне он всегда нравился. Ламарр Грир – тоже наша удача, один из лучших американцев на моей памяти. Можно много кого вспомнить.

Честно, все игроки были настоящими профессионалами. Мало к кому были претензии. В принципе, мне везло. Что бы не говорили, игроки делают тренеров, а не наоборот. Известный питерский селекционер Анатолий Штейнбок говорил мне: «Станислав Георгиевич, из дерьма можно сделать конфетку... Но она всё равно будет из дерьма». Не задумывались, почему хорошие тренеры не идут в слабые команды? Потому что понимают этот момент. Поставь сейчас Желько Обрадовича тренировать сборную России – она что, станет чемпионом? Нет.

– Как тогда в целом шли переговоры? Телефонов ведь не было, интернета – тоже.

– Прежде всего помогали личные связи с агентами. Пришлось полагаться на их порядочность. Не всегда, конечно, и не везде. Где-то обманывали, где-то недоговаривали – нужно было владеть рынком, чтобы просчитывать эти моменты. Не всё получилось, но я это связываю с тем, что у лучших европейских клубов эта работа шла не первый год. А у нас это был результат какой-то перестройки, всё шло очень быстро.

Не открою большого секрета, но тогда иностранцы воспринимали Россию как какую-то тундру. Проводить селекционную работу было крайне трудно. Нам в ЦСКА предлагали как-то американца за миллион долларов. Вроде бы играл в НБА, а на выходе оказался таким дебильным! Посмотрели мы на него и в итоге не стали подписывать с ним контракт. На наш рынок по сей день вбрасывают игроков, которые едут с ярмарки, и только лучшие клубы не торопятся и ловят игроков, которые на подъёме. Самое важное – взять игрока на подъёме за нормальные деньги, а не когда он уже с горы спускается.

Мне повезло, что в моё время баскетбол был спортом. Сегодня над спортивной частью превалирует бизнес...

– Что вы имеете в виду под бизнесом?

– Мы проиграли бизнес-войну агентам и по игрокам, и по тренерам. Агенты стараются пристроить своего тренера в какую-то команду, а потом подписывают своих же игроков. В итоге получается определённый бизнес-проект.

– Как вы тогда анализировали игроков перед тем как подписать их? Находились ли записи с матчами?

– Присылали кассеты, приходилось смотреть их целыми днями. Камера стоит в 100 метрах от площадки, качество ужасное, не поймёшь кто есть кто, но как-то выкручивались. Сейчас тренеры говорят, что им нужен помощник, скаут, тренер по физподготовке, ещё кто-то. А я делал всё сам. Сейчас, конечно, легче. Возможности колоссальные. Зато мы были счастливыми людьми. Мы сами отвечали за всё.

– В ваше время клубы брали легионеров из Литвы, Финляндии, Эстонии. Американцы были, но не в таких количествах, как сейчас. С чем это связано?

– Мы тоже могли привозить много американцев, но тогда было мнение, что подпишешь больше двух – и получишь команду внутри команды. Также для меня было важно, чтобы у игрока была понятная для нас ментальность. В этом плане с югославами или прибалтами было проще. А на Западе всё ведь как? Есть контракт, его нужно отработать. Ни больше ни меньше… Мы как-то подписали в середине сезона американца, причём белого. Получалось так, что у него заканчивался контракт 30-го числа, а у нас 31-го была последняя игра. Мы ему говорим: «Заплатим дополнительно, давай сыграй». Он ни в какую. Уговаривал и я, и Евгений Борисович. Он взял и уехал.

Ещё надо учитывать, что в моё время уровень европейцев был выше – и им меньше доверяли в НБА. Сейчас те школы в Литве, Сербии и других странах, которые раньше выпускали много хороших игроков, «поджались». Клубы стали выбирать американцев. Это, опять же, к тому вопросу, что спорт стал бизнесом.

«КОГДА СТАРАЛСЯ ВОЙТИ В ПОЛОЖЕНИЕ ИГРОКА, В 90 ПРОЦЕНТОВ СЛУЧАЕВ ЭТОГО НЕ ЦЕНИЛИ»

– Что в вашем понимании отличает отличного тренера от просто хорошего?

– Есть такое важное качество, как тренерская чуйка. Ему невозможно научиться, это врождённое чувство. Лучшие тренеры этим качеством обладают. Вспоминаю Кондрашина. Когда он закончил карьеру, его взяли в молодёжную сборную в качестве советника. Он наблюдал за всеми тренировками. Команда играла на турнире, провела первый матч, второй, третий. Вдруг Кондрашин подошёл к тренеру и сказал ему: «Слушай. выпусти вот этого игрока!» А он отвечает: «Владимир Петрович, он же не играл, три дня на скамейке просидел!» «Я не знаю, что ты делал там до этого, я тебе говорю – выпусти его!» И тренер послушался. В итоге этот игрок спас команду в ключевых эпизодах. И как Кондрашин тогда смог прочувствовать это, увидеть то, чего не видели другие?

В баскетболе, как пожалуй нигде, тренер влияет на игру. Выжимает максимум из каждого момента. Где-то за счёт замены, где-то за счёт тайм-аута, где-то за счёт искусственного конфликта с игроком, с судьёй. Разные варианты. Самое главное – нужно чувствовать игру и своих игроков. У каждого бывают подъёмы и спады – и этим надо уметь маневрировать.

– У какого из ваших коллег-соперников была чуйка, о которой вы говорите? Может быть, у легендарного Сергея Белова, который руководил «Урал-Грейтом»?

– Нас многое связывало ещё с игровой карьеры. Мы играли вместе, жили вместе. Были охлаждения, сближения. Могу сказать, что у Белова было одно очень важное качество для тренера – обалденная харизма. Он сам верил в победу и умел вселить эту веру в игроков даже в самые безнадёжные моменты. Он был жёстким и категоричным в решениях, настоящим полководцем.

– Вы как тренер были другим?

– Да. Я больше был тактиком, и, может быть, мне не хватало такой жёсткости в принятии решений. Может быть, мешала моя доброта. Я старался войти в положение игрока даже в моменты, когда я понимал, что это неправильно. Могу сказать, что в 90 процентов случаев люди этого не ценили.

– Это все баскетболисты такие? Или кто-то умеет не принимать доброту за слабость?

– На таком уровне каждый игрок считает, что он лучше всех, а если его не выпускают на площадку, то незаслуженно. Жена, семья, родственники, друзья твердят игроку, что он самый лучший, а тренер – мудак. Создают атмосферу, так скажем. Поэтому неудивительно, что они так себя ведут. Самый лучший тренер – этот тот, кто верит в тебя и даёт тебе играть. Так было, так есть, так и будет.

– Вы выросли в советское время, когда слово тренера было законом. Но когда вы начинали тренерскую карьеру, это уже поменялось. У игроков появилось больше независимости, к ним нужно было находить подход. Как много советского вы оставили в себе?

– Наверняка много. Я недавно разговаривал с Серёжей Базаревичем и позавидовал, как ему и Жене Пашутину повезло. Что я мог видеть во время игровой карьеры? Я работал с Гомельским, Кондрашиным – и больше ни с кем. А они поработали не только с российскими тренерами, но и с лучшими иностранными специалистами за границей. Конечно, у них было гораздо больше возможностей чему-то научиться.

– И тем не менее у вас как-то получилось состояться как тренер. Что именно вам помогло?

– Одна из моих сильнейших черт – я умел и умею учиться. Если что-то не получается, я не буду стоять упёртый как баран, а постараюсь посмотреть где и что нужно исправить. Это позволяло мне по жизни пробиваться и, в конце концов, добиваться. Когда я приходил мальчишкой в команду «Уралмаш», никто не мог подумать, что я попаду в основной состав. В итоге я дошёл до сборной СССР и даже за сборную Европы успел поиграть.

«СЕЙЧАС ИГРОКИ ХОРОШО УСВОИЛИ, ЧТО ИМ И В КАКОМ РАЗМЕРЕ ДОЛЖНЫ»

– С тех времён, когда УНИКС должен был дважды стать чемпионом, но по загадочным обстоятельствам не стал, российский баскетбол оздоровился?

– Да, но его уровень упал. Назовите хоть одну команду, где российский игрок играет определяющую роль?

– С натяжкой можно вспомнить Алексея Шведа в ЦСКА.

– Может быть. Но ему ещё нужно доказать своё лидерство в ЦСКА. Уровень баскетбола сейчас, конечно, вырос. Игроки стали мобильнее, больше и лучше забивают. Но я переживаю за наших игроков. Есть одно золотое правило: когда получаешь мяч, надо в первую очередь посмотреть на кольцо и подумать, как туда забросить мяч. А у нас что? Получают мяч и даже не смотрят на кольцо, даже когда в пяти метров от них никого нет. Просто играют по схеме. А когда ты просто играешь по схеме, из тебя никогда игрока не получится.

– Современные игроки отличаются от тех, кто играл при вас? Поменялось ли у них отношение к делу?

– Поменялось. Сейчас у игроков все мысли вокруг контрактов. Они хорошо усвоили, что именно и в каких размерах им должны. А уровень профессионализма, если говорить о большинстве игроков, остался на низком уровне. Уровень запросов не соответствует уровню отдачи. Для нашего поколения деньги тоже были важны. Но кроме этого было слово «надо», была идея, был патриотизм. К сожалению, сейчас всё это прослеживается редко.

И всё-таки вы мне сможете назвать игроков, которые прямо сейчас могут усилить сборную России? Не наберётся даже на пальцы одной руки. Можно было бы кого-нибудь посмотреть в суперлиге, но и там нет никого, кто мог бы раскрыться через год-два.

– Как решить эту проблему?

– Мне один тренер говорил, что у нас баскетболе нужно вводить лимит – только один российский игрок в команде. Тогда бы все ушли в суперлигу и играли бы  ведущие роли.

– Тогда российскому баскетболу точно придёт конец.

– Конечно, это шутка. Но в то же время неужели лучше, когда наши игроки машут полотенцами на скамейке? Если ты не играешь пару лет, тебя нужно реанимировать столько же. А для этого не всегда есть возможность.

– Вы не чувствуете свою вину за нынешнее положение дел в российском баскетболе? Вы почти 20 лет занимали видные посты, к вашему голосу прислушивались. Все эти процессы так или иначе начинались ещё при вас.

– Чувствую. Здесь 100 процентов есть в том числе моя вина. Когда я был наверху, мы где-то упустили позиции, а наверстать не можем до сих пор. Все мы виноваты, что наш баскетбол сейчас такой.

– Сейчас в УНИКСе вы можете провести работу над ошибками, хотя бы на маленьком участке.

– Согласен. Когда я встречался с Евгением Борисовичем, я обрисовал ему свой проект. Он сказал: «Подожди секундочку. А мы сможем сразу подготовить игрока для УНИКСа?» Я отвечаю: «В ближайшие два-три года вряд ли. Но надо запустить процесс, дать старт!» Он по-математически всё просчитал и согласился. Если работа не пойдёт, мы поблагодарим друг друга и разойдёмся. У меня контракт заключён по схеме 1+1.

Как я уже сказал, свою задачу на сегодня я вижу в создании пирамиды. На её вершине должен быть профессиональный клуб. Ступенькой ниже – УНИКС-2, который готовит игроков в основную команду. Тренер Сергей Кибенко уже неплохо справляется с этой задачей. Ещё ниже – УНИКС-ДЮБЛ, который готовит игроков уже в молодёжную команду. Туда мы пригласили сильного черногорского специалиста Милоша Павичевича, я вижу там ряд перспективных ребят. Наконец, в основании пирамиды я вижу команду U-15. Мы уже запустили её как пилотный проект и набрали туда ребят, которым 14 - 15 лет.

Мне бы очень хотелось, чтобы мы выстраивали наше здание не только по вертикали, но и по горизонтали, чтобы популярность баскетбола в Казани значительно выросла. Молодые игроки должны понимать, что у них есть шанс попасть в лучшую команду Татарстана. Для этого нужен будет тесный контакт и с детскими школами, и с тренерами. Также нам не обойтись без помощи министерства спорта и Поволжского университета спорта.

– Каких результатов стоит ждать от вас по завершению первого года контракта?

– Глобально – никаких. Это слишком маленький срок. Мы успеем, во-первых, сформировать группу игроков до 15-ти лет, чтобы сделать подпорку для вышестоящих команд. Во-вторых, добьёмся успехов с ДЮБЛом и УНИКСом-2. В-третьих, наладим селекцию, чтобы у нас выступали игроки с прицелом на основную команду.

Если говорить о долгосрочных целях, я бы отметил, что в Казани нужен интернат для баскетболистов. Да, сейчас это кажется некой мечтой. Но ведь в своё время мечтой был и «Баскет-холл», и сам УНИКС в своём нынешнем виде. Если бы мы начали работу в начале нулевых, то уже бы вырастили множество топ-баскетболистов – и многие из них играли бы за УНИКС.

– Планируете ли вы ходить в школы, общаться с тренерами?

– Я готов к этому. После того, как мы объявили о наборе, тренеры стали ворчать, что Ерёмин хочет прибрать всё к своим рукам. Боятся. Я готов со всеми встретиться и сказать лично, что мы никого не переманиваем. Мы просто объявили просмотр и принимаем желающих. Те игроки, которые придут к нам, смогут выступать по необходимости в своих прежних командах. Мне не нужны награды, титулы и деньги. При этом я со своим опытом могу дать больше, чем любой детский тренер.

– В конце хочется задать такой вопрос. Проблемы в российском баскетболе обсуждают уже лет 15. Кого ни спроси – все расскажут, что именно не так, предложат свои варианты. Но комплексного решения как не было, так и нет. Почему так?

– Все знают причину, но боятся говорить. Есть такое понятие – государственное мышление. Это когда человек мыслит длинными перспективами на 10-15-20 лет. А сейчас куда бы ты не пошёл, увидишь людей, которые не могут и не хотят заглядывать вперёд. Все думают о текущем моменте, о том, как бы усидеть на месте. Эта проблема есть на всех уровнях без исключения.