«Я – деревяшка. Доказывал всё своим трудом». Откровенный разговор с Глуховым, который завершил карьеру

Он отдал «Ак Барсу» девять сезонов, а теперь будет работать в системе клуба.

«Ак Барс» впервые за последние девять лет начал сезон без одного из лучших нападающих оборонительного плана в КХЛ. Михаил Глухов, пропустивший минувший плей-офф из-за травмы, завершил карьеру. Во время последнего сезона ему в четвертый раз прооперировали колено, и, как он признался в беседе с корреспондентом «БИЗНЕС Online», это послужило знаком – пора заканчивать. Сегодня хоккеиста будут чествовать на матче с ЦСКА, который начнётся в Казани в 17:00.

В интервью Глухов рассказал, как и когда повесил коньки на гвоздь, вспомнил о самых памятных моментах в «Ак Барсе» и рассказал о своей должности в казанском клубе. 

«Если бы сыграл в плей-офф, колено напрочь «убил» бы. Я готов был пожертвовать собой»

– Михаил, в какой момент вы пришли к тому, что больше не будете играть?

– У меня каждый сезон стабильно были травмы – переломы и другие различные болячки. Я даже посчитал, что каждый сезон из-за травм по 10–20 игр примерно пропускал. За 15 сезонов в КХЛ мог сыграть на 200–300 матчей больше.

Если говорить про прошлый сезон, в начале его я пах порвал, потом поторопились с восстановлением, произошел рецидив. А прямо перед плей-офф на Дальнем Востоке у меня колено очень сильно заболело. Когда летели обратно, оно у меня в самолете опухло. Как показал МРТ, у меня колено «заклинило» – оно вообще не выпрямлялось. Сделали операцию, надеялись, что восстановлюсь хотя бы ко второму раунду, но, к сожалению, никакого улучшения не было.

– Во время плей-офф вы ведь даже тренировались на льду...

– У меня было так: два дня вроде бы всё нормально, потом выйду на лед и снова сильно болит. Даже опереться нормально не мог на ногу. В тот момент я начал задумываться, что всё, пришло время завязать с хоккеем.

– Колено – это тоже рецидив?

– Да, мне его до этого четыре раза оперировали. После последней операции мне доктор сразу сказал, что нужно полностью менять коленный сустав. Я ему говорю: «Давайте поменяем», а он говорит, что после этого я точно не смогу играть. Даже когда я хожу сейчас, у меня колено до конца не сгибается, хотя в хоккей уже не играю.

– А когда вы впервые травмировали это колено?

– По-моему, я тогда ещё играл в «Амуре». Мне сыграли в колено, порвался мениск, оттуда всё и началось. Меня прооперировали, я колено закачал, но потом каждый раз возникали проблемы с ним.

– Получается, вы всё решили по ходу плей-офф?

– Там стали приходить такие мысли. Я смотрел на ребят в плей-офф и был весь на нервах, потому что ничем помочь не мог. У меня оставалась надежда, что, может быть, есть шанс продолжить карьеру. Но потом я представил, что где-то на сборах снова начнутся проблемы, и всё. Мне совесть не позволила бы снова так подставить и ребят, и руководство клуба. С семьей пообщались и понял, что хватит. Видимо, последняя травма – это уже был какой-то знак.

– Ваши частые травмы возникали из-за стиля игры?

– Наверное, да. Есть же хоккеисты, которые играют за счет головы, они техничные или просто талантливые. А мы, например, с Артёмом Лукояновым постоянно идем в силовую борьбу, ловим на себя шайбы, где-то подерёмся. У меня за карьеру чего-то только не было – множество переломов, постоянные ушибы, плечи вылетали. Я в какой-то момент уже просто перестал обращать на это внимание. У хоккеистов редко бывает, чтобы что-то не болело. Сделаешь обезболивающий укол – и снова на лёд.

Помню, в один год за «Ак Барс» я пошел бить соперника, а он увернулся. Я срезался в борт и сломал руку. Сам себя травмировал.

– Если бы в плей-офф была эпидемия травм, а вам сказали, что необходимо выйти на уколах, согласились бы?

– Мы это обсуждали с докторами. Если бы была безвыходная ситуация, я, конечно, вышел бы. Просто потом были бы последствия серьезные, думаю, колено я бы напрочь «убил». Но я был готов собой пожертвовать.

«Передо мной мальчику сделали такую же операцию. Он остался инвалидом без ноги»

– У вас ведь ещё и в детстве, когда вы только начали заниматься хоккеем, были серьезные проблемы со здоровьем. Можете рассказать об этом?

– Я в первый день пришел на хоккей и ударился ногой об лед. У меня ещё, судя по всему, была инфекция в организме и кость начала гнить. В общем, у меня был тяжелый инфекционно-воспалительный процесс – остеомиелит называется. Мне сделали операцию, а прямо передо мной такую же сделали другому мальчику. Он остался инвалидом без ноги. У меня, слава Богу, после операции всё нормально зажило, но врачи сразу сказали, что хоккеем заниматься нельзя. Я в итоге порвал эту справку и в 9 лет, спустя два года лечения, снова начал заниматься хоккеем.

– Почему решились вернуться в хоккей? Вы ведь даже кататься тогда ещё не умели.

– Я с детства любил хоккей, поэтому хотел им заниматься. У меня папа всю жизнь работает во дворце спорта, а мой дядя и двоюродный брат отца Виталий Казарин – легенда орского хоккея. Я всегда на его игры ходил, он мне клюшки дарил, форму. Он и Вадим Епанчинцев, который тоже из Орска, – мои два кумира, к которым я всегда тянулся.

Отец начал усиленно заниматься со мной в 9 лет. Помню, я пришёл в секцию, вышел на лед с табуреткой, а все мои ровесники уже хорошо катались на коньках. Мне папа сразу сказал, что если я хочу догнать их и перегнать, то надо в два-три раза больше тренироваться. Мы дома очень много работали. Если у команды был выходной, то у меня его не было. Тренировался даже с конькобежцами. Уже через два года я лучше всех катался в команде.

– Дядя, наверное, тоже помогал?

– Конечно! Он постоянно со мной разговаривал, подсказывал, как правильно сыграть, постоянно разбирал мои смены. И он, и Вадим Епанчинцев мне многое дали. У меня, возможно, было преимущество перед другими, потому что у меня была хоккейная семья.

В 12 лет я уехал в интернат в Магнитогорске и с того момента дома вообще не жил. До сих пор приезжаю только на лето. Потом была Электросталь, а в 17 лет Милош Ржига пригласил меня в «Атлант».

– Какие были первые впечатления, когда попали в профессиональную команду?

– У меня тогда денег не было, форма старая, один костюм adidas, в котором весь год ходил... Захожу в раздевалку, а там Саша Сёмин. Голова кругом пошла сразу же, потряхивало немного.

– Как Ржига вас встретил? Ходит много историй про его вспыльчивый характер.

– Офигенный мужик, он всегда за команду. На публике он более эмоциональный, а в раздевалке всегда всё было спокойно. Мы на сборах поехали в Чехию на товарищеские матчи, я там первую шайбу свою забросил, ещё в маске играл. Бегу на дальнюю штангу, Александр Прокопьев мне отдает на клюшку, я отправляю её в ворота. На «Типспорт Арене» играли в Праге, впервые в Европу съездил тогда (улыбается). После этой поездки Ржига сказал, что меня оставляют в команде. Потом через год пришел Петр Ильич Воробьев – я его сборы прошёл...

– О них ходят легенды.

– Это были самые тяжелые сборы в моей карьере. У меня организм ещё молодой был, я вообще не восстанавливался, жил на арене. Утром тренировка, потом обед, ещё одна тренировка и так круглые сутки. Тогда ещё никто не думал о восстановлении, а я весил килограммов 70, наверное. Все остальные в команде взрослые мужики, весят около сотки. И вот я вместе с ними тягал штангу одного веса. Сейчас всё совсем по-другому, конечно. Нагрузки дают индивидуальные, восстановление совсем другое. Раньше из восстановления, наверное, только баня была.

«С 2014 года в кошельке храню авиабилет Внуково – Казань»

– В 2014 году вас, молодого хоккеиста, подписывает «Ак Барс». Вы помните свои эмоции, когда впервые узнали об этом?

– Не совсем молодым, кстати. Мне 23–24 года было. Если честно, я сначала не поверил. Мне за несколько дней позвонил знакомый парень – он работал агентом – и сказал, что мной интересуется «Ак Барс». Я ему говорю, что не верю, мол, хватит прикалываться. А через два дня мне из руководства клуба позвонили, сказали, что на следующий день я должен быть в Казани. А я говорю, что у меня супруга беременная, куда я поеду сейчас? Но в итоге собрал вещи и улетел, жена потом с дядей на машине в Казань приехала.

У меня, кстати, в кошельке до сих пор лежит авиабилет Внуково – Казань. Сейчас же кошельками уже никто не пользуется практически, везде карточкой можно расплатиться. Недавно залез в него, увидел этот билет!

– И вот вы оказались в «Ак Барсе». Был какой-то разговор с Билялетдиновым?

– Да, он меня вызвал сразу к себе. У меня тогда было небольшое повреждение, мне сказали, чтобы восстанавливался спокойно. Мол, мы тебя подлечим, а потом начнешь играть. Зинэтула Хайдярович мне сразу сказал: «Работай, всё зависит только от тебя, у тебя есть все шансы подвинуть ребят в составе». Сказал еще, что если я буду делать всё правильно, то буду играть. 

Проходит три-четыре дня, кто-то на вечерней тренировке получает травму и мне говорят, что завтра я играю с «Барысом». Я перед матчем не спал, до сих пор помню эту игру с «Барысом». Доус, Даллмэн тогда ещеё там играли. Мы, вроде бы, ту игру выиграли 3:1. Помню, что Доус меня как раз «срубил» и я заработал большинство для команды.

– Вы ведь, когда перешли в «Ак Барс», играли в закрытой маске. Почему?

– Точно! У меня же была сломана лицевая кость. Мне Никита Зайцев из ЦСКА шайбой попал. У меня даже фотки есть, на ютубе видео момента можно найти.

– Это самый болезненный момент в карьере?

– Не знаю. Сначала было больно, потом начал осознавать, что голова очень сильно болит и глаз «чёрный». Мне сделали МРТ, сказали, что всё нормально. После этого провёл ещё две игры, забил СКА и «Северстали», но боль не уходила. Сделали ещё один снимок. Оказывается, у меня за это время выросла гематома. 

– За годы карьеры чувство боли притупилось?

– Да, но у хоккеиста не бывает, что после игры ничего не болит. Я уже не играю, но все равно хромаю. Чуть нагнёшься – тут болит, здесь болит. 

«Чемпионская команда – это пазл. Капитан должен биться за команду, команда – за капитана»

– Можете вспомнить самый приятный момент в «Ак Барсе»? Кубок Гагарина-2018?

– Пожалуй, да. Почти каждый год мы были в медалях, но этот момент выделяется. В раздевалке, в самолёте была особенная атмосфера. Перед каждым матчем играла музыка, мы хлопали. Кто-то скажет: «Чего вы перед игрой хлопаете?», а мы заряжались. Плюс, на нас никто не ставил в том финале с ЦСКА.

– Правда ли, что многое тогда в плане атмосферы держалось на капитане Александре Свитове?

– Да, он вёл себя как капитан, настоящий лидер. Чемпион мира, он ведь и с «Салаватом Юлаевым» выигрывал Кубок. Хороший друг, порядочный человек, не станет сплетничать за спиной. Если надо, всегда готов ответить сопернику на грубость. Он держал дисциплину в команде на высочайшем уровне. Чемпионская команда – это пазл, всё должно сложиться. Капитан должен биться за команду, команда – за капитана и тренера. Тренер – за команду и руководство. А не так, чтобы кто-то один выпал и вся система развалилась. Ещё важно, чтобы удача была на твоей стороне.

– Один из голов в финальной серии-2018 вы забили... шортами. Почему ту шайбу записали на Антона Ландера?

– Да, столько времени прошло, а этот гол всё ещё на Ландере. Видимо, не посмотрели эпизод. Она ещё так классно летела, встала на ребро, вроде шла мимо, но попала в ворота. Я ещё стал уворачиваться, думал, если в меня попадёт, останется в зоне. Бывает, что на пятачке шайба отскакивает от трусов и залетает, но подобных случаев не припомню.

– В команде тогда ещё был Джастин Азеведо, который стал MVP финала. Вы помните, что против него играли на юниорском чемпионате мира в 2006 году?

– Правда? Не знал об этом. Мы неудачно выступили на том турнире, заняли пятое место. Хотя состав был хороший: Варламов, Анисимов, Канарейкин тренером был. Ещё я играл с Канадой в молодёжной Суперсерии-2007. Каждая команда провела по четыре матча дома и на выезде. Мы сыграли по две игры в Уфе и в Омске, на открытии их арен. Тогда канадцы нас переехали. Мы проиграли семь матчей и только один раз была ничья. Одна игра прошла в Ванкувере, это было безумие. 20 тысяч зрителей, мы совсем ещё пацаны, мурашки по коже.

– Можно ли сказать, что в плане профессионализма Азеведо – лучший легионер в истории «Ак Барса»?

– Один из лучших точно. Есть ребята вроде Стефана да Косты, он скорее индивидуальный игрок, чем командный. Азеведо мог и подраться, и в меньшинстве всё на себя ловил, и в атаке активен. В раздевалке был авторитетом. Ты только пришёл в раздевалку, а он уже вовсю готовится, растягивается. С тренировки уходил последним. Он невысокий, но накаченный, широкоплечий. Своего рода Геракл.

– Общаетесь с легионерами из чемпионского состава?

– Редко. Недавно скидывал Азеведо фото с Федерером из 2019 года, мы тогда в Дубай ездили. Он ответил: «Ооо, нифига себе». Я теннис люблю, недавно был US Open, немного посматривал. Не скажу, что сильно разбираюсь, но интересуюсь. Сейчас Арина Соболенко из Беларуси стала первой ракеткой мира. 

«Надо быть дураком, чтобы не понять, что делать у Билялетдинова»

– С одной стороны, у вас есть кубки и медали. С другой, чаще всего приходилось выполнять черновую работу в четвёртом звене. Довольны ли своей карьерой?

– Я благодарен судьбе, что меня взяли в такой великий клуб. Огромное спасибо Зинэтуле Хайдяровичу, что дал мне шанс. От меня зависело только, смогу ли я закрепиться в составе. В каждом сезоне ты понимаешь, что всё зависит от тебя. Будешь дурака валять – сразу обменяют. Времени на раскачку нет, к предсезонке было важно подойти уже готовым. Скажи мне кто-нибудь, что девять лет карьеры проведу в «Ак Барсе», никогда бы не поверил. 

Я – деревяшка, не могу забивать много. Доказывал своим трудом, жертвуя здоровьем, что достоин быть в этой команде. Не просто попасть в КХЛ для галочки, и раз в десять лет играть в плей-офф, а постоянно бороться за Кубок. Когда такая команда вылетает в первом раунде, это трагедия. Клубу уделяется огромное внимание, деньги. Следит Наиль Ульфатович Маганов, президент республики. Это огромная ответственность.

– Артём Лукоянов говорил, что он – игрок Билялетдинова. О вас можно сказать то же самое?

– Это тренер, который нам всё разжёвывает. Надо быть дураком, чтобы не понять, что делать у него. Он сам говорит: «Вам непонятно, приходите, я разложу всё по полочкам». Если снова непонятно, показывает на видео, где именно ты ошибся. Твоя задача – приходить и делать, как он сказал. Очень сильный психолог, часто подсказывает игрокам. Может перевести важную подсказку в шутку, и ты сразу понимаешь, что нужно исправить. 

– Это главный тренер в вашей карьере?

– Конечно. Он пригласил меня в сборную, Кубок с ним выиграл. Огромное уважение к нему не только как тренеру, но и как игроку. Я читал про его игровую карьеру, он всё выиграл. Настолько грамотный, умный человек.

– В КХЛ очень мало сильных нападающих оборонительного плана. Есть ли кайф в такой игре?

– Да. Представьте себе такую ситуацию: последняя минута седьмого матча, выходят Мозякин, Зарипов, Антипин, Ли в «Металлурге» или в СКА Ковальчук, Калинин… А против них – Глухов, Лукоянов. Ты выходишь в самые ответственные моменты и понимаешь: если шайба пролетит мимо тебя, она может зайти. А если в тебя попадает, ловишь кайф, до мурашек...

В «Ак Барсе» на большинство выходят Шипачёв, Яшкин, Радулов. Представляю, как радуются соперники, когда блокируют их броски. Они заставляют звёзд нервничать, психовать. Супер.

– Сильно ли ваша жизнь изменилась после завершения карьеры? Многие спортсмены боятся этого момента. Раньше каждый их день был распланирован, а теперь нужно всё делать самому.

– Для меня это не проблема. Я рано встаю, с собакой гуляю. Иногда люди опаздывают на час, на два. Я так не могу и детей тоже приучаю. Если в школу надо в 8:00, никаких опозданий. Хоккей приучил меня к дисциплине. Я с 12-ти лет не живу с родителями.

– После завершения карьеры распорядок дня поменялся?

– Самый кайф, что если я хочу – пойду на тренировку, не хочу – провожу время с детьми или гуляю с собакой. Тренируюсь в удовольствие, чувствую больше свободы. 

– Вам нравится такая жизнь?

– Конечно, ещё бы денег за это платили (смеётся). Но уже пора подключаться к работе, хватит отдыхать.

– Михаил Сергачёв недавно рассказывал, что проходил обучающие курсы, чтобы быть готовым к концу карьеры. У вас есть желание открыть для себя новое направление?

– Да, мне тоже это интересно. Хотелось бы выучить английский язык. Иногда приезжаю за границу и чувствую себя дураком. Могу сказать «привет», «как дела», заказать что-то, но не более. Не считаю себя глупым, стараюсь не раскидываться деньгами. По мере возможности вкладываюсь в акции.

– У вас сейчас жилье в Казани, дети здесь растут. Можно ли вас считать уже казанцем?

– Нам с семьей очень нравится город. Много где были, в разных городах и странах, но лучше Казани ничего нет. Природа, рыбалка, можно кататься на чём хочешь, спортивные сооружения: футбол, волейбол, хоккей, теннис, бассейн. Пробок практически нет, дороги отличные. Очень чисто, но не все ведут себя культурно. Иногда пойдёшь в лес, люди порыбачили, накидали мусора, бутылок, как алкаши. Были мысли привлечь внимание к сборке мусора. Можно даже прицепить его к машине и вывезти самому.

«В «Ак Барсе» предложили разные варианты работы. Ценю, что клубу не всё равно на меня»

– Вы ведь во время финальной серии с ЦСКА были вместе с командой. Насколько сложно было наблюдать за игрой со стороны?

– Очень сильно переживал. Пацаны просто молодцы: с 1–3 вытащили серию, в Москве сколько шайб на себя поймали. Мы весь матч орали, переживали, как могли поддерживали ребят. Я из-за переживаний потел так, как будто сам только со льда вышел. Но седьмой матч, конечно... Я не знаю, как ЦСКА это делает, но они ведь все седьмые матчи выиграли? Это просто нереально. 

– В вашей карьере, наверное, самый запоминающийся седьмой матч – это в серии с «Авангардом»?

– Да-да. Ты понимаешь, что либо дальше пройдешь, либо всё, сезон для тебя окончен. Шикарная серия была вообще с «Авангардом». Мы ведь первые два матча проиграли в Казани. Я после игры сел в такси, а водитель как наехал на меня. Я ему аккуратно сказал, чтобы тот был спокойнее. Говорю, сейчас поедем в Балашиху, там два матча выиграем и вернём серию в Казань. Так и получилось!

– А есть какие-то памятные матчи «Ак Барса», которые вы всегда будете помнить?

– Седьмая игра как раз с «Авангардом», потом, конечно, победный матч с ЦСКА в финале Кубка Гагарина в 2018 году. Помню ещё серию с «Сибирью» в плей-офф – это был мой первый сезон за «Ак Барс». Мы вели в серии 3–1, была домашняя игра, овертайм. Перед овертаймом мы с Лукой (Артёмом Лукояновым – прим.) в раздевалке сидим. Я говорю ему, что не хочется проиграть и ехать в Новосибирск. Вы же знаете, какая там была раньше атмосфера в старом дворце, очень тяжело играть. И в итоге я забил победный гол в овертайме, мы вышли в финал. Я клюшку даже после того матча сохранил, до сих пор дома лежит.

– В сезоне 2020/21 вам не засчитали три шайбы подряд. Что тогда испытывали?

– Бывает, что через раз подобные моменты случаются. Но чтобы подряд… Одну или две шайбы тогда забил коньком, сейчас бы гол засчитали. Потому что я не бил по шайбе акцентировано, она просто в конёк попала. Помню, как сидел на скамейке и недоумевал.

– Для вас тот сезон был лучшим в карьере, вы только продлили контракт…

– Да, хороший сезон был, но проиграли «Авангарду» в финале конференции. Мы вели перед началом третьего периода. А потом залетела «мусорная шайба» после рикошета. Думали, что ЦСКА их в финале переедет, а они переломили ход серии. Шарипзянов всё на себя ловил, Ковальчук вёл игроков за собой, Толчинский был лидером, Грубец всё ловил. 

– Сказалась ли на результате «нефартовость» Квартальнова? 

– Сложно сказать. С ЦСКА он тоже «на тоненького» проигрывал. Всё время совсем немного не хватает. Сейчас он с минским «Динамо» тяжело идёт, но против «Ак Барса» они хорошо сыграли. 

– Вы выходили на лед после завершения сезона?

– С формой ни разу не выходил, катался несколько раз с детьми на коньках. Сейчас, кстати, уже появляется желание – хочется побегать в форме, шайбу побросать. А так я же и другими видами спорта занимаюсь: в теннис играю, плаваю, в тренажерный зал хожу, бегать люблю. Сейчас начал узнавать у знакомых ребят-любителей, кто и где катается. Может быть, скоро начну выходить на лед.

– К моменту завершения карьеры было ощущение, что вы уже наигрались в хоккей?

– Меня тоже, кстати, многие спрашивают «А почему ты закончил?» Блин, если бы у меня ничего не болело, я бы играл до 40 лет. Зачем заканчивать с любимым делом? Если бы здоровье позволяло, конечно, я бы не заканчивал. Но я тут иной раз с горшка еле-еле встаю (улыбается). Многие ребята в команде, кстати, не верили, что я закончил. Думали, что прикалываюсь. С Зинэтулой Хайдяровичем сразу после седьмого матча с ЦСКА поговорили, он мне сказал, что понимает меня.

– Известно, что после завершения карьеры вы будете работать в «Ак Барсе» и помогать восстанавливаться на льду травмированным игрокам. Полученный опыт по ходу карьеры должен помочь вам?

– Мне и самому надо обучиться, как правильно составлять план тренировки, какая травма у человека. Например, если травмирована рука, на льду можно спокойно кататься. Если проблемы с ногой, важно готовиться постепенно. Много различных нюансов, нельзя допускать рецидивов. По опыту своих травм могу многое подсказать, но организм у каждого разный. Один может после травмы через две недели выйти на лёд, другой – через месяц. Многое зависит от желания и правильного плана восстановления.

– Предложение о работе поступило от клуба?

– Да. Я хочу быть рядом с командой, понимаю уровень ответственности. Я отдал много здоровья, принёс пользу. Очень ценю, что клубу не всё равно на меня. Мне не говорили: «Спасибо, до свидания». Руководство вызвало, спросило, чего я хочу. Предложило разные варианты. Важно оставаться в команде. Общаться, смеяться вместе с ребятами, это заряжает энергией. С нетерпением жду момента, когда приступлю к работе.