«Хочу выучить русский язык – контракт с «Ак Барсом» длинный». Большое интервью новичка Митчелла Миллера

Поговорили в том числе об истории с буллингом одноклассника.

«Ак Барс» объявил о подписании контракта с 21-летним американским защитником Митчеллом Миллером. Контракт заключён на три года. Эксперты видят в нём перспективу стать ведущим атакующим защитником казанского клуба и КХЛ. Игрок перешел из словацкого «Липтовски-Микулаш», где он набрал 29 (6+23) очков в 19 матчах и куда он попал после «отмены» в американских лигах.

У него были варианты заиграть в «Аризоне» и «Бостоне», но каждый раз ему мешала скандальная история. В 2016 году 14-летний Миллер попал под суд за жестокое обращение с одноклассником-инвалидом Айзаей Мейером-Кротерсом.

 В интервью «БИЗНЕС Online» новичок казанцев впервые подробно рассказал о своей карьере, скандальной истории, повлиявшей на неё за океаном, и признался, что до сих пор сожалеет о поступках восьмилетней давности.

«У нас в команде была пара россиян, и они рассказали мне об интересе «Ак Барса» даже раньше, чем мой агент»

– Митчелл, как на вас вышел «Ак Барс»?

– Знаете, что интересно? У нас в команде была пара россиян, и они рассказали мне об интересе «Ак Барса» даже раньше, чем мой агент. Я поспрашивал и все говорят, что это топ-клуб, команда далеко заходит в плей-офф, есть все условия для работы. Потом посмотрел фотографии дворца, раздевалки, города – выглядит очень круто.

– Ваш бывший одноклубник Алексей Красиков (вратарь ранее играл в «Сибири», «Сочи» и «Спартаке» – ред.) недавно хорошо о вас отзывался.

– Наверное, потому, что мы с ним ближе всех общаемся. Как-то сразу нашли общий язык, когда сели рядом в раздевалке. У нас отличные отношения, много времени проводим вместе.

– Он вам рекомендовал КХЛ?

– Ха, не знаю, но, когда пошли первые публикации в России, он начал присылать мне кучу скринов на русском – от болельщиков и журналистов. А я же не понимаю ничего! Он почему-то каждый раз забывает, что я не умею читать по-русски. Говорит, что надо учить, подсказывает слова. Но теперь точно стоит выучить – контракт с «Ак Барсом» длинный.

– Вам уже объяснили, чего от вас ожидают в Казани?

– Насколько я понял, в «Ак Барсе» заинтересованы в моих атакующих навыках. Надеюсь, что смогу набирать очки и помогать команде побеждать. А ещё это отличный шанс улучшить игру в обороне, чтобы быть по-настоящему двусторонним защитником. Задача – пройти как можно дальше в плей-офф. Плюс я готов и в России помогать людям, насколько могу.

И, конечно, для меня это большой шанс перезапустить карьеру на высоком уровне. Я очень благодарен клубу «Липтовски Микулаш» за шанс вернуться в хоккей, начать с чистого листа. И благодарен «Ак Барсу» за возможность выйти на новый уровень. Мне очень повезло, что я получил предложения от этих клубов.

«Мы очень плохо поступили с парнем. Совсем не задумывались, насколько ему плохо»

– В 14 лет вы попали под суд, якобы потому, что с друзьями запугивали и били своего чернокожего одноклассника-инвалида. Из-за этого у вас случились большие проблемы в НХЛ – сразу два клуба отказались от вас. Можете подробнее вспомнить ту историю?

– Этот парень на самом деле был одним из моих друзей в классе. У нас была общая компания, с которой мы проводили много времени. Мы вместе играли в футбол, проводили много времени вместе самого детства. Всё случилось на баскетбольном матче в школе. Мы очень плохо поступили с парнем, задевали его, издевались, о чём я сожалею до сих пор. Тогда мы не задумывались, насколько это жестоко, неправильно и глупо. Всего в ситуации было три человека, до суда дошли двое.

Потом писали, что на суде я выглядел равнодушным. Но в 14 лет оказаться в суде после всех этих разбирательств тоже тяжело. Наверное, тогда я даже не понимал, что происходит. Стоял там и не знал, что сказать, просто застыл. Очень тяжёлый момент и для меня, и для всей семьи. Сестра и брат учились в той же школе, им тоже ещё долго напоминали об этом.

– Почему эту тяжёлую историю никак не могут забыть даже после суда? Она вас словно преследует.

– Некоторые СМИ писали, что я не извинился, хотя извинялся несколько раз и в суде лично, и письменно. Если бы у меня была возможность вернуться назад и изменить ситуацию, конечно, я бы так и сделал. Через месяц мне 22, прошло 8 лет, и мне всё ещё тяжело, я всё ещё хочу всё поменять.

– Для ваших родителей это наверняка было большим стрессом.

– Конечно, тяжело. Они до сих пор вспоминают, что не хотели отпускать меня на этот матч. Винят и себя в той ситуации, потому что у нас в школе много всякого случалось. Мама и папа старались оградить меня от негатива, чтобы это не мешало хоккею. Мне, конечно, стыдно, потому что они не воспитывали меня вот так.

– Насколько эта история была громкой в вашем городе?

– В школе-то все знали. Но широко это обсуждалось недели две-три. А когда я переехал, история забылась года на три, до самого драфта НХЛ. Тогда всё снова всплыло.

– Что назначил суд?

– Приговорили к 25 часам общественных работ. Я должен был публично извиниться в суде. Из-за всей ситуации и состояния, наверно, слова не звучали так искренне. Мне пришлось читать с бумаги, чтобы не сбиться. Ещё я отправил личное письмо с извинениями к ним домой. Не знаю, прочитали ли они его.

– Что именно нужно было делать на общественных работах?

– Нам дали несколько вариантов на выбор, искать место нужно было самому. У маминой подруги был свой детский сад, я был там воспитателем или вожатым, если мы куда-то водили детей. Ещё катался с детскими командами, помогал тренерам вести занятия. Сейчас судимость погашена, но я до сих пор участвую в такой работе. И в Словакии тоже ходил на тренировки к детским командам, показывал какие-то упражнения. Мне нравится кататься с детьми, потому что помню, как сам любил тренироваться с парнями постарше, смотреть за ними. Многие думают, что я плохой человек. Но на самом деле я сделал большую ошибку в восьмом классе.

«Многие думают, что мы издевались над человеком в коляске. Это не так»

– Судя по всем событиям и публикациям, семья пострадавшего парня так и не простила вас?

– Видимо, нет. Его мама с самого начала очень сильно повлияла на ситуацию. Когда начались переговоры с «Бостоном», я ещё раз вышел на связь с Исайей, он сейчас живёт отдельно. Нашёл телефон, мы поговорили уже как взрослые люди, я объяснил, что хочу продолжить карьеру. Пару дней всё было нормально, мы переписывались, рассказывали друг другу о жизни. Но потом он пропал, потому что его мама узнала о наших разговорах. И тогда начались новые публикации.

– Она думает, ваши сожаления неискренние?

– Я даже не знаю. Понимаете, это всё сложно для всех сторон. Наверное, они думают, что я всё делал намеренно, с ужасным умыслом обязательно причинить страдания её сыну. Я признаю, что это было плохо и неправильно. Я хотел бы всё изменить. Но я не могу. И хотел бы, чтобы меня простили. Если бы я мог повлиять на это как-то… Может, они думают, что я недостаточно раскаялся, но эта история навсегда засела у меня в голове, она повлияла на мою жизнь. Конечно, Исайя может сказать тоже самое, и ему точно больнее, чем мне.

– А как он живёт сейчас?

– С последнего разговора прошло два года. Но у него своя семья, есть ребёнок, работа. Вроде бы, всё хорошо.

– То есть вы вместе играли в футбол, сейчас у него семья и работа. При этом его везде называют инвалидом.

– Ну да, моя мама этим летом нашла фотографии, где мы вместе в футбол играем. Понимаете, мы все с ним общались как с абсолютно обычным, нормальным одноклассником и другом. Многие думают, что мы издевались над человеком в инвалидной коляске. Может, нам тоже стоило чуть по-другому объяснять ту ситуацию людям. Но все предупреждали, что нам никто не поверит, будет только хуже.

Я никогда вот так открыто не рассказывал о том, что произошло. В «Бостоне» я тоже давал большое интервью, казалось, что получится, наконец, объяснить всю суть. Но оно так и не вышло.

Этот случай не про издевательства над человеком с ограниченными возможностями, который не мог двигаться. Исайя был одним из наших друзей, точно таким же, как мы все. Я плохо поступил со своим другом и одноклассником, а не с инвалидом. 

– Получается, что за этот проступок вас наказали уже три раза в жизни – сначала в суде, потом отменой на драфте, потом отменой в «Бостоне». Это как-то несправедливо.

– Я больше говорил на эту тему с представителями НХЛ, но, похоже, меня действительно отменили в американских лигах. Наверное, в 14 лет я действительно не до конца понимал, насколько гадкие вещи мы сделали. Никому этого не пожелаю. Но хочется, чтобы в какой-то момент наказания за это прекратились. Я хотел бы иметь возможность продолжать жизнь, в том числе помогая людям вокруг. Например, в «Бостоне» я бы делал столько общественной работы, сколько никогда в жизни – благотворительные фонды, мероприятия и прочее. И это было бы хорошо и полезно для людей, я бы своим примером мог показать, как не стоит себя вести, и что нужно делать на самом деле.

– Наверное, тяжело, когда уже в 21 год запрещено делать новые ошибки. Если за старые ещё не простили.

– Бывает тяжело. Но нужно учиться дальше. Приносить больше пользы, чем вреда. Например, доносить молодым хоккеистам, что ваши детские ошибки могут повлиять на всю жизнь.

– Ваши родители хотя бы не отвернулись от вас?

– Им тоже тяжело. Они столько сил и денег потратили на моё хоккейное будущее. И ни один родитель не желает, чтобы их ребёнок оказался замешан в такую историю. Все сожалели, но люди вокруг смогли поддержать нашу семью, нас не добивали. Многие понимали, что речь идёт о детях.

«Благодарен за шанс вернуться в хоккей»

– В какой момент стало понятно, что вас выберут на драфте НХЛ? Нужно было готовиться специально?

– Я провёл первый сезон в «Трай-Сити» из Небраски, по возрасту это был мой год драфта. Ту историю все знали и так, мы с семьёй и агентом понимали, что она будет учитываться. Перед драфтом у меня был разговор почти со всеми командами, но пара отказалась. Я посчитал, что будет правильно объяснить весь ход событий, показать своё отношение, потому разослал письма по всем командам.

Никаких ожиданий от драфта не было, я понимал, что меня могут и не выбрать вообще. Но когда мы дома услышали, что «Аризона» назвала моё имя, мы сильно обрадовались. Это был один из лучших дней в жизни.

– Но потом клуб отказался от прав на вас из-за давления общественности. Вроде бы семья потерпевшего обратилась в лигу?

– После драфта у меня был разговор с «Аризоной» о том, как мне помогут, как нужно исправлять имидж. Обсуждали участие в общественной жизни, чтобы показать хороший пример. Через неделю получаю неожиданный звонок из клуба – до тренировочных лагерей-то далеко ещё. Сказали, что клуб вынужден от меня отказаться. Я совершенно не ожидал, что мне скажут такое. Конечно, я сделал ошибку и должен был заплатить за это. Сейчас мне нужно двигаться дальше, быть лучшей версией себя, помогать людям вокруг.

– Чем вы занимались без хоккея?

– Много думал о будущем. Проводил время с семьёй, помогал родителям и брату. Работал то тут, то там – у старшего брата есть друг, который занимается ландшафтным дизайном. Катался, конечно, работал в зале. Какое-то время я провёл в Небраске и просто тренировался с командой, хотя не мог играть. А через год они всё-таки вернули меня в состав полноценно. Очень благодарен своим тренерам по молодёжке, которые пустили меня в команду, дали возможность работать.

– Через пару лет вас пытался подписать «Бостон».

– Да, мы три недели обсуждали все детали, я практически жил дома у генерального менеджера. Успел познакомиться с благотворительными организациями в городе, уже участвовал в волонтёрской работе. Подписал контракт, приехал в «Провиденс», чтобы начать играть за фарм-клуб, но потом снова всё сорвалось. Пришлось лететь домой.

– А прошлый сезон вы почему пропустили?

– История с «Бостоном» случилась в ноябре. В этот момент найти новую команду было практически невозможно. Хотя я не уверен, мог ли играть где-либо. В тот момент я просто вернулся домой и снова окунулся в дела. Я и этим летом не знал, буду ли играть, просто тренировался каждый день, а потом получил звонок из «Липтовски-Микулаш». Очень благодарен клубу за шанс вернуться в хоккей.

– А мысли уехать в Европу раньше не было?

– Я никогда не думал об этом. Когда растёшь в Штатах, об Европе не думаешь.

– Но Даже Остон Мэттьюс уезжал в Швейцарию.

– Конечно, после ситуации с «Бостоном» мысли такие приходили. Я мало знал про Европу, про лиги, но агент сказал, что будет искать варианты.

– А почему в итоге Словакия, а не Финляндия, Швеция или Швейцария?

– Многие клубы говорили агенту, что хотят сначала увидеть меня в деле, я же пропустил два сезона из трёх. Вдруг я уже не могу играть. Только «Липтовски-Микулаш» рискнул и дал мне контракт, за что я очень благодарен.

– Как вам жилось в Словакии без языка?

– Поначалу было тяжело – я первый раз в жизни уехал так далеко. Здесь другой язык, другая еда, культура. Повезло, что один из наших тренеров говорит по-английски. Но через пару недель уже освоился, выучил пару слов. Россияне, кстати, почти всё понимают и без перевода.

– Со скольки лет вы живёте один?

– Наверное, с 14-ти, уже седьмой год! Мне вполне нравится, приезжать домой на каникулы особенно приятно – больше ценишь родных, семью.

– Как с готовкой?

– Готовлю сам каждый день, причём мне нравится процесс. Это большой плюс.

– Какое блюдо лучше всего выходит? Например, для свидания.

– Наверное, курица с овощами, но в последние три дня я готовил одно и то же – стэйк со спаржей и кус-кусом. Очень люблю красное мясо! Кстати, до Словакии я даже не видел столько его видов.

– Вы же из Штатов, там любят стейки...

– Стейки – да, но мясо в Европе совсем другое. И так во многом. Например, до переезда я ни разу не видел рыбу целиком с головой. У нас просто не продают в таком виде, поэтому я узнавал специально, как готовится рыба.

«В 16 лет похудел на 17 килограммов» 

– В юном возрасте вы переехали в специальную хоккейную школу в Мичигане. Что она из себя представляла?

– Да, это был первый или второй год экспериментальной программы. Полностью дистанционное обучение с контролем учителей, тренировками утром и вечером пять дней в неделю. По выходным либо проводили матчи, либо отдыхали. Для хоккейного развития было очень полезно, там меня подготовили к молодёжному хоккею. Была работа с тренером по катанию, по обороне, по физподготовке. Каждый день мы делали что-то новое, задания никогда не повторялись. И все тренеры были хорошего уровня, некоторые сейчас работают в университетской лиге.

– Это частные школы? Дорогие, наверно?

– Там была мини-лига среди школ Мичигана и некоторые из них действительно были довольно дорогими, их называли академиями. Цена обучения доходила до 30 тысяч долларов в год. Моя стоила примерно 13 тысяч. Потому что тогда она только запустилась, сейчас уже есть филиалы в других штатах.

– А где вы получили максимум хоккейных навыков?

– Наверное, в первый год в USHL, когда переехал в Айову. Я приехал пацаном, только ничего не понимал в жизни, с перевесом. В начале сезона весил 96 кг, через три месяца – 79. Так в 16 лет я похудел на 17 килограммов. Тренеры меня здорово гоняли, привели в лучшую форму, многому научили на льду. Наверное, в тот момент я понял, что пора взрослеть и менять свой подход к хоккею и карьере. Правильно проводить лето, не есть лишнее, тренироваться.

– А вам не говорили на том уровне про рост? Что он маловат для хоккея.

– Прямым текстом не говорили, наверное, потому что я довольно хорошо двигался на льду даже для того веса. Но, конечно, когда приехал в команду с ребятами постарше – 19, 20 лет – а мне 16, меня пару раз жёстко приложили. Помогло, что тренер взял под крыло, объяснил, что нужно сделать. Когда я пришёл в нормальную форму, стало намного проще, и хоккей я показывал лучший в жизни.

– Тренер что-то увидел в вас?

– В хоккейной лиге США тоже есть драфт, а меня выбрали во втором раунде, это повлияло наверняка. Плюс я неплохо играл даже с весом и упорно работал. Мне объяснили, что надо каждый день крутить велосипед, держать диету. Конечно, я рад, что во мне разглядели больше потенциала, несмотря на такие особенности.

– Это были подростковые проблемы?

– Да в целом год странный вышел, только исполнилось 16, разных событий слишком много.

– А когда произошли события, из-за которых вам запретили играть в НХЛ?

– За два года до этого. К тому моменту я успел сыграть в Небраске и Северной Дакоте.    

«Планирую закончить университет дистантом» 

– Почему вы решили заняться хоккеем? 

– Я начал кататься в три года, отец тогда тренировал команду старшего брата, часто брал меня с собой на занятия и матчи. Сам папа не играл, вообще в семье только мы с братьями хоккеисты: со старшим у нас разница 15 лет, с младшим – два года. В общем я рос на катке, а лет в 14 понял, что хочу идти именно в спорт и переехал в хоккейную школу в Мичигане. Когда играл в юниорских командах в Айове и Небраске, уже шёл к тому, чтобы сделать хоккей своей работой.

– Сразу стали защитником?

– Наверное, я лет в 16 переключился из нападения в оборону, когда попал в команду университета Майами в Огайо – там филиал.

– Вы поступали в университет?

– Да, хотя по итогу меня приняли в университет Северной Дакоты. Я числился там всего три месяца летом, а потом снова поднялась та старая история, пришлось сделать перерыв.

– Забрать документы?

– Ну, я закончил первый курс дистанционно, потому что была пандемия. Учился на бизнес-управление. В следующие пару лет планирую также удалённо закончить обучение уже в местном университете Огайо, чтобы всё-таки получить диплом во время карьеры.

– Кто был любимым игроком в детстве?

– Я американец, но всё равно скажу, что Сидни Кросби. Когда стал защитником, начал следить за Крисом Летангом из «Питтсбурга» и Кэйлом Макаром из «Колорадо». Они невероятно катаются, Макар всегда идеально держит дистанцию, понимает, как играть клюшкой в средней зоне.  

– Чем вас привлекает позиция защитника?

– Больше всего мне нравится ощущение контроля площадки, когда ты, как квотербек из американского футбола, делаешь первую передачу, разгоняешь атаку. Нравится самому подключаться к чужой зоне, меняться позициями с нападающими.

– В 21 год многому ещё можно научиться. На что хотелось бы делать упор?

– Последние пару лет я много работал над игрой в своей зоне, но нужно ещё многому учиться. А ещё я бы хотел быстрее сокращать дистанцию с нападающим, когда идёт атака из средней зоны. В целом в таком возрасте надо развивать вообще все элементы.

– Ваш отец профессиональный тренер или просто помогал местной команде?

– Скорее волонтёрил, брат играл только по школе. Младший, кстати, тоже играет только до конца учёбы.

– А чем занимаются ваши родители?

– Мама – медсестра, а отец занимался продажей медицинского оборудования, они в больнице и познакомились. Старший брат сейчас тоже работает медбратом.

– У вас ещё и сестра есть?

– Да, причём сестра-близнец, она сейчас учится университете Огайо. Мы двойняшки, не идентичные близнецы, хотя и похожи. Ей повезло – у неё лицо худое, а я пухлый, ха-ха.

ДОСЬЕ «БИЗНЕС Online»
Митчелл МИЛЛЕР
Амплуа: защитник
Рост/вес: 180/86
Дата рождения: 20 декабря 2001 года
Место рождения: Сильвания (штат Огайо, США)
Карьера: «Сидар-Рапидс» (USHL) – 2017–2019; «Три-Сити Сторм» (USHL) – 2019–2022; «Липтовски-Микулаш» (Словакия) – 2023–2024, «Ак Барс» (Казань) – с сезона 2023/24.
Достижения: на драфте НХЛ-2020 выбран «Аризоной» в четвертом раунде, участвовал в Матче звезд USHL (2020), защитник года USHL (2022), игрок года USHL (2022).